Колдовство в большом городе
Шрифт:
Вот и Ярмарка уродов: сюда стекаются фетишисты, маньяки и прочие энтузиасты-экстремалы. С точки зрения людей попроще, то, что здесь предлагают, трудно отнести к удовольствиям. Туристам сюда ходить не рекомендуется: место очень сомнительное даже для обитателей Тёмной Стороны. Я здесь был однажды по делу — потом пришлось сжечь мои ботинки.
Прохожие опускали глаза и старались не сталкиваться. Все были спокойны и вежливы, но в воздухе густо пахло пороком. Наши преследователи начали отставать, сначала понемногу, потом целыми подразделениями, по мере того как до них доходило, куда мы направляемся. Они не собирались переходить границу служебного долга. Наиболее
Мы наконец добрались до бывшего бюро ритуальных услуг, где обитало это старое чудовище — Плакальщик. На одном месте он никогда не задерживается, потому что соседи (причём не только люди) его не любят и присутствие подобного существа иссушает и постепенно высасывает жизнь. Он также известен как бог самоубийства, апостол страдания и владыка слез. За всеми этими именами одна-единственная сущность — и ей не принято поклоняться. К Плакальщику обращаются только те, кто утратил и надежду, и последнюю искру веры.
Хлипкая с виду дверь в грязноватой стене была слегка приоткрыта. Окна отсутствовали, а на потускневшей латунной табличке надпись готическим викторианским шрифтом гласила, что здесь находится Мавзолей Максвелла. Как похоронная контора он просуществовал долго, почти двести лет, пока не закрылся со скандалом (случилось это задолго до того, как монополию на погребальное дело захватил Некрополь).
Жуткие, даже по меркам Тёмной Стороны, истории про Мавзолей рассказывают до сих пор. Невообразимые вещи происходили в комнатах без окон… Семейство Максвеллов совершало над трупами ритуалы столь же отвратительные, сколь и неописуемые — за неимением подходящих слов. И, говорят, не только над трупами… Когда дело открылось, Максвеллов развесили на ближайших фонарях, а тела подожгли, прежде чем они перестали раскачиваться. Их похоронили в одном гробу, приняв кое-какие меры предосторожности. Первые несколько недель на кладбище стояла очередь: всем хотелось помочиться на могилу.
Именно после этой истории власти похоронили идею свободного предпринимательства в области ритуальных услуг. Теперь все просто: есть только Некрополь, находящийся под строгим официальным контролем. Мавзолей Максвелла пустовал несколько лет, пока туда не вселился Плакальщик, но осклизлые камни и сейчас попахивали преисподней. Нынешнему квартиранту здесь должно быть уютно.
Вокруг стало как-то непривычно тихо. Ну конечно: Безумец есть, а музыки больше нет. Нахмурившись, он изучал входную дверь, стараясь ни к чему не прикасаться. Кажется, он к чему-то прислушивался.
— Мёртвые не хотят спать спокойно. Почему?
Безумец отвернулся, не дожидаясь ответа.
Я посмотрел на Грешника:
— Он становится разумным или тут дело во мне?
— Думаю, в тебе, Джон. Не пора ли постучать?
— Он и так знает, не беспокойся. Принято считать, что Могущественного и Владыку застать врасплох невозможно.
Я осторожно толкнул громко заскрипевшую дверь. Как и большинство древних созданий, Плакальщик любил театральные эффекты в традиционном вкусе. За дверью стояла напряжённая тишина и горел тусклый красный свет — ничего больше. Ни дать ни взять караульное помещение у врат ада. Мы подождали немного, но никто так и не появился.
— Я думал, дверь будет всё же заперта, — заметил Грешник. — В конце концов, на Тёмной Стороне общественным достоянием считается всё, что не привинчено к полу и не охраняется караулом из парочки троллей.
— Идиот, решивший влезть сюда без спросу, вполне заслуживает своей участи, — сказал я. — А покинуть логово можно только с разрешения владельца.
— Простите, джентльмены, — подала голос Сладкая Отрава, — мы заходим или как? Может, вы ждёте, пока хозяин сам выйдет?
— Нетерпеливая девушка. — Я искоса глянул на Грешника.
— Ну что ты! Сейчас она никуда не торопится. Правда, дорогая?..
Я двинулся вперёд, Грешник и Сладкая Отрава на флангах, Безумец в арьергарде. Дверь за нами захлопнулась сама собой, в полном соответствии с канонами классической драмы, как и следовало ожидать. Внутри Мавзолей оказался просторнее, чем можно подумать, глядя на фасад. Гулкий зал наполняла клубящаяся дымка, подкрашенная кровью. Противоположная стена терялась в зловещем тумане, но, судя по изгибу свода над головой, помещение было огромное. Мы шли по неровным каменным плитам. Глухое эхо наших шагов возвращалось не скоро, многократно перекликаясь. Я слышал, будто пространство здесь расширяется, чтобы вместить все имеющиеся в наличии грехи. Звучит правдоподобно, если помнить, в чьём логове мы находимся. Испарения зла здесь прожигали насквозь, пропитывали самую душу.
— Хорошо тут, — сказала Сладкая Отрава. — Будто я вернулась домой.
В мёртвом холодном воздухе не ощущалось ни дуновения. Кровавая дымка жила сама по себе, прихотливо струясь, сгущаясь и редея. Я понял, почему наши шаги звучат так тихо: каменный пол присыпан могильной землёй. Одну из стен украшали витражи посылающие цветные столбы света сквозь магический туман. Сюжеты были под стать всему остальному: поруганная святость, пытки, страдания и мученическая смерть. Мы шли на тёмно-красный свет, сочившийся из дальнего конца зала. Чувство было такое, будто идёшь по артериям умирающего бога. Туман веял запахами пролитой крови, сырого мяса и свежей смерти.
— Мы уже в аду? — спросил Безумец.
— Нет ещё, — успокоила его Сладкая Отрава, — но отсюда его видно.
Казалось, мы не идём, а топчемся на месте. Я потерял счёт времени. Мы жались друг к другу и дрожали от холода, даже Безумец. Если так будет продолжаться, мы скоро застынем в замечательную скульптурную группу. Ну вот, наконец-то нас встречают: сотни мужчин, женщин и даже детей, и все они мертвы — ошибиться невозможно. С привычным бесстыдством выставляют напоказ нанесённые собственными руками зияющие раны, сломанные шеи, следы от верёвки. Покойники кажутся бледными, бесцветными, и даже розоватое мясо там, где кожа разрезана сталью или прорвана перебитыми костями, не бросается в глаза до тех пор, пока не разглядишь вечную муку в немигающем взгляде.
Шатаясь на деревянных ногах, каждый из них манил нас к себе; армия огородных пугал в лохмотьях. Они расступились, открыв в густой толпе короткий проход. Мы сделали несколько шагов, и сонм мёртвых сомкнулся за нашими спинами. Так нас и вели, уклониться в сторону было невозможно. Кое-кто протягивал руки, чтобы коснуться лица или одежды, на манер обитателей Крысиных аллей, и пристально глядел на нас мёртвыми глазами; с бескровных губ срывался призрачный шёпот.
— Помоги нам… Освободи нас отсюда. Мы не знали. Мы не знали, что так будет. Мы хотим упокоиться в могилах. Мы хотим мира и покоя. Помоги нам. Освободи нас. Уничтожь нас.