Колдун на завтрак
Шрифт:
— Смазал, бес, — выплюнув пару камушков, прокомментировал Шлёма. — А чё ты, хорунжий, нас повалил, он же тока в тебя целился?
— Знаю, но там не пуля, а крупная дробь, охват выстрела россыпью на два-три шага в стороны. Могло и зацепить…
— Благодарствуем, — тепло признали оба. — Не зацепило, тока морды щебнем покорябало. Ну да то мелочь несерьёзная… Пошли, что ль?
Я поднял голову и присмотрелся. Не дойдём, бес наверняка успеет перезарядить и пальнёт уже в упор. Что же делать?
— Поползём, — решил я.
— Это как?
— По-пластунски.
Упыри понятливо кивнули, откатившись вправо и влево. Я поправил папаху, распластался по земле, как лягушка под быком, и, вихляясь словно уж вправо-влево, пополз вперёд. Через минуту сообразил, что характерного шороха рядом не слышно, скосил глаза и тихо ахнул про себя. Моня и Шлёма ползли по вертикальным стенам, цепко держась когтями рук и ног! Тьфу ты, ещё в страшном сне такое приснится… Глаза горят, уши торчком, клыки хищно оскалены, как у двух уродливых кошек, подкрадывающихся к храброму воробышку с древним охотничьим дробовиком!
А вот охранничек, кстати, занервничал, мне было видно, как он беспокойно высовывал рогатую башку из маленького окопчика под аркой, лихорадочно работая шомполом и явно не зная, как же в нас теперь стрелять. Учись, служивый, сейчас мы тебе тут пластунскую школу продемонстрируем…
— Братцы, — по привычке предупредил я неизвестно кого (ибо какие ж мне кровососы братцы?), — как только пальнёт — бросайтесь скопом! Но не убивать охранника, придушите слегка и ружьё выкиньте подальше.
— Слушаимси, вашвысокобродь! — дружно раздалось справа и слева.
Бес выставил ствол, неуверенно выбирая из нас самую желаемую мишень. Угадайте, на ком он в конце концов определился? Правильно! А мне и гадать не пришлось…
— Не спеши стрелять, служивый, дай хоть слово сказать. — Я встал, выпрямился во весь рост и безбоязненно шагнул вперёд.
— Ща шмальну, казачок! — честно предупредил охранник.
Я поднял обе руки вверх, показывая свои мирные намерения, хотя прекрасно знал, что бесу оно без особой разницы. По-видимому, мечта укокошить хорунжего передаётся у них по цепочке от одного к другому специальным приказом при выходе на дежурство. И повторяется себе под пятачок в течение дня раз двести — триста, как буддистская мантра у калмыков…
— Я к Хозяйке, по делу.
— Да знаем мы ваши дела-а…
Притворно смутившись, я опустил взгляд, носком сапога меланхолично сгребая щебень в кучку.
— Но Хозяйка от меня чего-то хочет, иначе бы не звала.
— Да знаем мы, чего она от тебя хоче-эт…
— Интересно, куда она засунет тебе твоё же ружьё, когда узнает, что меня тут задержали?
— Да знаем мы, куда она мне его засуне-эт… Чего?! Ты кому тут хамишь, морда усатая?!! — Бес вскинул свой дробовик к плечу, и в тот же миг я с размаху ударил ногой по кучке собранного щебня. Пыль и мелкие камушки взмыли в воздух, я рухнул плашмя, и выстрел вновь ушёл в «молоко».
— Гаси беса!
На мстительного охранника с двух сторон метнулись две серые фигуры. Отбиться прикладом он не успел, Моня и Шлёма связали руки героя ему за спиной его же хвостом.
А ведь хорошо справились, кстати. Быстро учатся, похвалить, что ли…
— Доволен, хорунжий? — широко осклабились оба упыря, демонстрируя мне надутого от обиды бесюгана.
— Любо, — не сдержался я. Парни от удовольствия покраснели так, словно мой дядя-генерал только что облобызал их перед всем строем. — Ну что ж, передадим ослушника Хозяйке или сами ему эту штуковину широкодульную куда надо засунем?
— А чё, можем чуток позверствовать…
— Да уж лучше позверствуйте, — падая на костистые коленки, взмолился бес. — А тока к Хозяйке не ведите, та убьёт не глядя! Бери ружьё, Иловайский, суй куда надо, уж лучше твоей рукой, здесь и сейчас, чем…
— Да тьфу, пропасть, — вспыхнул я. — Уж и пошутить нельзя! Сам служу, что такое долг, знаю, часового без дела не обижу. В спину будешь стрелять?
— Буду, — честно вздохнул охранник, врут бесы плохо. — Раз есть ружьё, как не шмальнуть? Хотя… могу промазать.
— И на том спасибо, — кивнул я. — Отпустите его.
— Чё? — недопонял Шлёма, эмоционально отвешивая пленнику подзатыльник. — Да ты умом тронулся, хорунжий? Мы ить и на два шага не отойдём, как он нас промеж лопаток свинцовой крупой нашпигует!
— А может, и нет, — рассудительно пробормотал Моня, бегло обыскивая свободной рукой потёртый мундирчик беса. Тот хихикал, ругался, выкручивался, верещал как от щекотки, но тем не менее пули у него в кармане мы нашли и, отобрав, щедро рассыпали по округе. Теперь если и захочет выстрелить, то только холостым, а картечины по щебню до вечера собирать можно…
— Руки-то хоть развяжете? — с надеждой скривил физиономию охранник. — Нет? Ну и… мне меньше заботы, так, вдоль коридора погуляю, может, сочиню чего. Говорят, от прогулок со связанными руками в голову разные светлые мысли приходят и образы поэтические…
— Точно, тюремная лирика у нас, в России, завсегда самая популярная. Надо будет Прохору предложить посидеть разок хоть на гауптвахте, может, поэмой какой разродится, — мельком отметил я и, козырнув, шагнул сквозь арку к городу.
Моня и Шлёма последовали моему примеру.
Перевоплощались они всегда одинаково, поэтому минуту спустя рядом со мной шагали два рослых крестьянских молодца с золотыми кудрями до плеч, в расшитых косоворотках, плисовых штанах в полоску и новеньких лаптях, музыкально скрипящих на ходу. Нет, волшебным зрением я видел их настоящих, но обычное, человеческое восприятие на данный момент было как-то приятней сердцу. Внешность — штука обманчивая, а здесь так вообще на каждом шагу иллюзии и личины…
Я, конечно, привык к ним, к этим двум злодеям, и принимал такими, какие есть, да и они себе насчёт нашей дружбы не обольщались. Пока у нас одни интересы — держимся вместе, а как сойдёмся на кривой дорожке, так ни я, ни они не уступят. Верить никому нельзя. Ни мне им, ни им мне. Я ведь, если по совести, как человек православный давно должен бы обоих в лапшу изрубить, а вот поди ж ты, не сложилось до сих пор как-то… Хотя поводов и возможностей было за глаза и за уши!