Колдун в Октябре (сборник рассказов)
Шрифт:
Билл закончил снимать старые обои. Да, стена выглядела как после ремонта – голубые обои синью заливали ее от двери до темного окна.
– Надо же было такое добро заклеить, – неодобрительно хмыкнул Билл и начал протирать обои тряпкой. Остатки сухого клея легко отмывались от синтетики, комната наполнялась глянцем и светлела.
– Тут и переделывать ничего не придется, – радостно пыхтел Билл, – Черч вернется, а у меня все готово!
Ветер продолжал листать записную книжку.
«…Четверг. Голова моя! Ой, голова! Что же это за пойло мы вчера пили? Сначала джин. Та-ак. Потом… Пиво? И еще что-то. Самогон. Билл сказал,
Метель. За дверь и носа не высунешь. Позавтракали с Биллом, поправили здоровье. Я пожаловался, что плохо спал, в кресле не очень-то выспишься. Что же это, – говорю, – на втором этаже десяток комнат пустует, а ты в холле на первом устроился, вон и кровать не поленился стащить вниз. Понимаю, что ремонт, но все же!
Засмущался Билл. Что-то он, простая душа, не договаривает. Сразу беседу перевел на колдуна из пещеры Хом. Я ведь ему рассказал, куда и зачем ехал. Не колдун то вовсе, а какой-то приблудный восточный монах. Сидит в пещере день и ночь голый, мантры бормочет. Билл иногда ему туда попить-поесть носит – жалко, человек ведь! Понятно. Вот тебе и чудеса. Говорил же я Джугу!
…Вечер. Сидим у огня. Транзистор играет что-то хорошее, медленное… Глен Миллер, по-моему. Если не ошибаюсь – „Серенада Солнечной долины“ называется. Да-а, а я в горах напрочь застрял! Хоть самому от тоски начинай серенады выть… Спросил Билла, как насчет ночевки. Темнит парень: говорит, на первом этаже лучше. Непонятно.
…Пятница. Нет, я категорически против сна в кресле! Утром кажется, что тебя всю ночь по копчику враги пинали.
Позавтракали и поехали за машиной. Дорогу замело напрочь. Снег еле идет, пасмурно. Долина отсюда, сверху, белая-белая, у горизонта чадит город. Гнусная дымовая шашка! Там сидит Джуг и ждет моего возвращения. Пусть себе! Надо ублажить старика, съездить в эту пещеру, сфотографировать монаха, анфас и профиль. А чудес я сам в статье накручу, опыт есть.
…Мой „Патрул“ стоит во дворе гостиницы. Но уезжать пока не буду, успеется. Интересный разговор получился сегодня с Билли. По возвращении сели мы в холле у камина и стали потягивать глинтвейн. После мороза первое дело! Я сам сварил вино со специями, добавил рому; выпив второй стакан, Билл разговорился. Записываю разговор по памяти.
– А все же, сэр, нехорошо здесь, – сказал он мне. Воспитанный парень! Никак не приноровится – то сэр, то Черч. Очень прессу уважает.
– Где?
– Да там, – Билл показал пальцем на второй этаж с номерами. Все двери выходили на одну площадку с резными перилами; старая лестница соединяла наш холл со вторым этажом.
– Вот ты, Черч, удивляешься, почему я здесь, внизу ночую. Страшно мне наверху. Плохо там, понимаешь?
– Что? – удивился я. – призраки одолели? Колдун из пещеры Хом твой самогон ворует?
Мне до того стало смешно, что я тут же еще стаканчик глинтвейна выпил. Хороший напиток! В теле горячо, голова – как увеличительное стеклышко становится. Всю суть видно. Чего угодно суть.
– Смеетесь, сэр, – обиделся Билл. И тут он мне выдал такое! Впрочем, по порядку.
– У дяди когда-то друг был, художник. Спившаяся богема, воинствующий хиппи или что-то в этом роде. Мужичонка с приветом и пьянь изрядная. Во время войны он спас дядю, вытащил его на себе из пекла. Вот дядя и приютил его, когда он приплелся в „Пригорье“ года два тому назад. Звали художника Артемис. Кажется, он был египтянином. Или греком? Не помню. Высокий, худой, лицо темное, то ли от природы, то ли от спирта. Артемис принес с собой рюкзак с необычной всячиной: там были кисти, странные краски, рукописи с похожими на птичьи следы письменами, курительные
Как-то художник поехал в город, привез обои, клей. Сказал – я вам комнату красками запачкал, дымом закоптил. Хочу чистым номер сдать. Ну, вольному воля. Только в комнату к себе он так никого и не пустил. Сам ремонт делал. Я хотел было помочь, но он меня остановил, успеешь, говорит, со мной повозиться. И усмешка эта… В общем, повесился через месяц этот грек в своем четвертом номере. Вот такие дела…
Билл передохнул, выпили мы еще по стаканчику. Мне вдруг стало холодно – очень уж серьезно Билл рассказывал, даже улыбаться перестал. Я перевел дух, спросил:
– Надеюсь, это все?
– Нет, – Билл косо посмотрел на меня. – Когда мы его обнаружили, комната была в полном порядке. Побелена, обклеена новыми обоями, пол чисто вымыт. Повесился Артемис на стуле. Я подобное впервые видел. Наверное, очень он жить не хотел, чтобы так… Мы с дядей, конечно, шум поднимать не стали, ни к чему это. Постояльцев и без того мало, а тут такая реклама мерзкая! Вынесли потихоньку труп, похоронили за домом, никто и не видел.
А через пару дней в этом номере бизнесмен поселился, наш постоянный клиент. Весельчак! Зубы все золотые, пошутит и сам во весь рот хохочет, аж зайчики во все стороны. Он раз в месяц из города приезжал, говорил, нервы здесь хорошо восстанавливаются. Вот и восстановил…
– Что-что?! – я встрепенулся. От вина меня тянуло в сон, но что-то не давало мне отключиться от рассказа Билла. Что-то такое… Я журналист и знаю, когда мне врут. Похоже, Билл если и врал, то самую малость.
– Пропал он, – неохотно сказал Билл.
– Как?
– Просто пропал. Вещи остались в номере, а он сам исчез. Приезжала полиция, разбиралась… Разобрались: сказали, несчастный случай. Сказали, наверное, ушел гулять и упал с горы. Тело так и не нашли.
– Так. – Я почувствовал, что трезвею. Вот это история! Вот это драма! Такой материальчик, да правильно поданный! Джуг рыдать будет, факт. И гостинице реклама: „Египетское привидение! Постояльцы-невидимки! Только у нас звон цепей в полночь по заказу клиента!“ Ах, хор-рошо!.. Видимо, я отвлекся. Билл продолжал бубнить, изредка прикладываясь к стакану:
– …и предупредили. Не поверил рыжий. Я, говорит, человек рациональный, это все чушь, мракобесие. Игра больного воображения! Но, сказал, спасибо за предупреждение, подготовлю фотоаппарат. Очень, – тут рыжий, помнится, подмигнул, – ведьм люблю. Особенно голых.
– Ну и? – я уже забыл про вино, во мне все зудело от предчувствия горячего материала; я нервно снял и протер очки.
– А, – Билл махнул рукой и тупо уставился на огонь. Кажется, он крепко нагрузился: лицо его покраснело, веснушки почти исчезли в этой пьяной краске. – Что-то я… – он откинулся в кресле и уснул. Прикрыв парнишку пледом, я поднялся на второй этаж; лестница сильно скрипела, но Билл спал, как убитый.