Колдун
Шрифт:
– Говоришь, Владимир – избранник?
– Да. Только ты же сам руку приложил, чтобы его с земли русской прогнать.
– Я? – Егоша удивился. Какое ему было дело до новгородского князя? А если и было когда-то, то разве его слова или дела что-нибудь значили? Он был всего лишь маленькой болотной козявкой перед княжьим могуществом – кто бы стал его слушать?
Ратмир приподнял голову, ухмыльнулся:
– А кто Ярополку на брата поклеп навел? – И передразнил: – «Грамотка была, убить тебя хотели, казни бабу-изменницу», – что, не твои слова? Сам же
Егоша и впрямь рассказывал о своей жизни, но не Ратмиру – Рале. Проболталась девка. Он вздохнул, признался:
– Мои…
– Вот и все. – Ратмир вновь улегся. – Иногда одним словом можно всю жизнь перевернуть. Ярополк собрался идти на брата, а тот струсил и сбежал. Правильно сделал – маловато у него было силенок с братцем воевать.
Теперь Егоша начинал понимать. Так вот зачем он был нужен Волхву, вот зачем тот притворялся его другом! Егошиными руками избавлял своего бога от грозного соперника. А он-то, болотный дуралей, и не помышлял ни о чем! Значит, если вернуть Владимира… Только как? Наверное, лучше сперва погадать, хоть на воловьей шкуре, где искать его, а уж потом ворожить…
– Эй, Волчий Пастырь! – Сверху свесилась чья-то взлохмаченная голова. – За тобой из Киева приехали!
Глядя вверх, Егоша молчал, думал о Волхве: почему Волхв пытался убить его? Боялся его знаний или его мести?
Перед Егошиным лицом, гулко стукнувшись о стену, свесилась веревочная лестница. По ней, торопливо перебирая ногами, полезли вниз двое вооруженных мужиков. Продолжая насмешливо улыбаться, оставшийся наверху страж наложил на тетиву большого лука стрелу и навел ее жало на грудь вскочившего Ратмира, Оборотень зло заворчал.
– Погоди! – одернул его Егоша. – Ты уже побывал наверху, дай теперь мне поглядеть, через какие ножи меня прыгать заставят.
Подавив улыбку, Ратмир сел, склонил на колени голову. Спустившиеся в поруб мужики оказались чуть ли не вдвое выше и крепче Егоши. В тесноте поруба они толкались локтями и переругивались, обматывая тело пленника крепкой, скрученной из скотьих жил веревкой. Егоша не сопротивлялся, стоял, будто корова на торгу, позволяя мужикам суетиться вокруг, укрепляя петли на его пояснице и бедрах.
– Уф! – затянув последний узел, облегченно вздохнул один и вскинул лицо к лучнику: – Тяните!
Тот передал его слова еще кому-то, веревка натянулась, дернулась, отрывая Егошины ноги от пола. Покачиваясь, он поплыл вверх. Чуя близость воли, спутанная волхвской петлей Белая отчаянно билась внутри него. Вспомнив слова Ратмира – «она – это ты», – Егоша вздохнул и постарался успокоиться. Белая стихла.
Лучи солнца ударили его по глазам. Сильные руки подхватили его под мышки, вытянули из поруба и поставили на ноги. Сливаясь в сплошное разноцветное пятно, яркие краски уходящего лета завертелись перед Егошей. Испуганные лица людей чередой пронеслись мимо. Чей-то вопль достиг ушей, заставил выпрямиться.
– Нежить проклятый! Одной смерти для тебя мало будет!
Он обернулся. Испугавшись его ледяного взгляда, выкрикнувшая
– Где Сирома?
– Сирома? – трясущимися губами переспросил тот – светловолосый крепкий парень с веснушчатым носом. На его длинных ногах болтались широкие порты, а плечи обтягивала тесноватая холщовая рубаха. Только торчащая над плечом рукоять меча выдавала в парне ратника. «Не из княжьих, – оглядывая его, решил Егоша. – Видать, местный дружинник. Оно и к лучшему. Княжий без указки старшего и говорить бы со мной не стал, а этот с перепугу все выложит». Сузив глаза, он поправился:
– Где тот мужик, что меня поймал?
В наступившей тишине ответ воя прозвучал слабо и жалобно. Казалось, он чуть ли не просил у Егоши прощения:
– Ушел он. Еще ночью ушел.
Болотник усмехнулся. Волхв поступил верно – здесь Егошу было не взять, проще напасть по дороге в Киев. А еще умней неприметно проследить, чтоб по пути не сбежал от княжьих посланцев. Волхв знал не хуже Егоши – Ярополк не простит бывшего любимца…
Повернувшись к дружиннику, болотник потребовал:
– Пить хочу!
Толпа дружно ахнула, а потом, перебивая друг друга, люди заголосили:
– Гляди-ка наглый какой! Нежить проклятый!
– Ублюдок лесной! Пить он хочет! Пусть из Моренового корыта хлебает!
– Волчий выродок!
Ободренный криками толпы, дружинник ткнул пленника:
– Пошли!
Егоша двинулся вперед. Провожая его, толпа хлынула следом. Возле головы болотника просвистели несколько некрупных камней – зараженные яростью взрослых, мальчишки вымещали свою ненависть к Волчьему Пастырю.
Возле большой нарядной избы все остановились. Егоша огляделся. Вдалеке, за холмом, окруженная темной зеленью леса блестела серебристая лента реки. Может быть, где-то там теперь бродила Стая…
Дверь избы распахнулась. Сияя радостью, на крыльцо вышел Потам. В почтительной издевке Егоша склонил голову. Улыбка на лице Потама исчезла. Следом за ним, не торопясь, выступил на крыльцо посланец киевского князя. Лапотники потянули с голов шапки, бабы с девками заохали. Нарочитый оказался не стар, хорош и богат – любой девке завидный жених.
Не сводя глаз с вышедшего, Егоша сдержал довольную улыбку. Удача не покинула его. Он выпрямился:
– Вот и довелось свидеться… Видать, и впрямь – тесен мир!
И в упор взирая в недоверчиво выпученные глаза нарочитого, громко и зло расхохотался.
ГЛАВА 25
Выехав навстречу обозу, Потам перехватил Варяжкину ватагу задолго до Порешек. По дороге нарочитый о многом успел с ним переговорить. Потам дотошно расспрашивал Варяжко о жизни в Киеве, охотно рассказывал о своей нелегкой доле и только на вопрос нарочитого – каков же с виду Волчий Пастырь? – отвечать отказался.