Колдун
Шрифт:
– Да откуда ты все это знаешь-то? – слабое сомнение в голосе промелькнуло, но тут же резко отвергнуто было.
– Так баба Шура его сама видела, когда к Глафире за лекарством ходила. Он у той частый гость. Уж что они там за дверьми закрытыми делают, неведомо. Да догадаться-то нетрудно. Колдуют на пару. Не иначе, – твердо заявила круглолицая. – А еще, говорят, он собакой черной оборачиваться может! – выпучив глаза, добавила она подробностей невероятных. – И все собаки в деревнях вмиг почернели!
– Да ну? Это уж совсем на сказку похоже, – вновь возразила недоверчивая девица.
– А вот и нет. Люди сами видели, как он в лес зашел и не вышел. Вместо
Разговор у подруг такой затейливый вышел, что бусы перламутровые уж не могли с ним состязаться за внимание девичье. Маруся тоже любопытству поддалась, когда название мест родных услыхала. Вроде стоит, товар разглядывает, перебирает, а сама каждое слово из беседы увлекательной ловит, под конец которой нехорошо женщина молодая себя почувствовала. Платье в груди узко показалось, дышать тяжело стало. От шума и духоты ярмарочной голова кругом пошла. Но на самом-то деле не веселье людское, не суета площади базарной виной тому была. Понимала это Маруся. Слова подружек болтливых причиной недомогания внезапного стали. Остались бусины диковинные на прилавке, другим мастерицам теперь достанутся.
*
Уж несколько минут стояла Ульяна у дверей соседских, не решаясь в дом войти. Тяжело на сердце было, хмуро в душе и пасмурно. Уж вроде и обдумала все, как поглядеть, как и что сказать лучше, а все одно: совестно и боязно.
Давно отношения их не ладились. Будто черная кошка меж ними пробежала. И не ругались они, не ссорились, а холод и отстраненность Ульяна нутром чувствовала и ничего поделать с этим не могла. Любимый даже сердился порой на сомнения ее, уверял в чувствах прежних, но сердечко девичье ныло и тосковало от предчувствия недоброго. Да не только догадки ее смущали. Все меньше времени жених с невестой вдвоем проводили, все больше внимания он своим занятиям странным уделял да и чаще из деревни отлучался.
Вот и в этот раз целую неделю они не виделись. Ушел парень из дома, а суженую свою даже в известность не поставил. Какая девушка стерпит такое? Обиделась Ульяна сильно. Погоревала, поплакала, а потом в отместку другу приглашение ухажера своего давнего и приняла.
– Ну чего стоишь, не заходишь? – дверь сама перед ней распахнулась.
Неприветливо встретил хозяин гостью, спиной повернулся и в дом пошел.
– Здравствуй, Егор, – Ульяна за ним последовала, а он кивнул и на стул ей указал.
Присела девушка. А парень словно и не рад ей, не улыбается, в глаза не смотрит, не говорит ничего, книгу какую-то старую листает. Тягостное молчание в избе повисло. Ульянино волнение место возмущению уступило.
– Сил моих больше нет терпеть это! – выдохнула она. – Уж если разлюбил меня, так скажи! Не буду я за тобой как собачонка бегать, от дел важных отвлекать, – ядовито и зло замечание прозвучало, оттого, что боль и обида вперед всех чувств остальных вышли.
– Да что ж ты сама-то, Ульяна, изводишь меня постоянно подозрениями и упреками несправедливыми? – парень вскочил резко, стул из-под него к стенке отлетел. – Сколько раз повторять-то тебе? Люблю, люблю! Да ведь не веришь ты!
– Да как же я поверю, если ты пропадаешь постоянно незнамо где, не глядишь на меня, встрече со мной не радуешься? – тоской, печалью, но и надеждой голос окрасился.
– Уж тебе ли не знать, где я бываю, что делаю?!
– Знаю, знаю, – неодобрительно пробурчала Ульяна. – Ведьмы твои тебе дороже меня, – не удержалась она от упрека.
– Так учусь я у них. Науку постигаю!
– Ладно, Егорка, не ругайся, – примирительно пробормотала Ульяна. – Скучаю я по тебе просто. Ласки мне твоей не хватает.
– Ласки тебе мало? – резко повернулся он и в глаза ей посмотрел, и взгляд его темнеть начал.
Знала Ульяна этот нехороший взгляд. Мурашки по коже у девушки побежали, сердечко замерло, а потом застучало сильно и часто.
– Так отдыхать-то от учебы своей тоже надо иногда, – опустила она голову. – Не виделись мы давно. Пойдем, может, прогуляемся.
– А ты не нагулялась еще? – грубо, недобро слова его прозвучали. – Уж лучше сама скажи!
– Да что сказать-то? Почему кричишь-то на меня? – голос девичий задрожал, слезы к глазам подступили.
– Да ведь знаю я все. Вижу! И не хотел бы, а вижу! – стукнул он кулаком по столу. – Сразу увидел, когда ты только к калитке подошла! – выкрикнул он и на стул плюхнулся, будто силы его покинули. Голову в ладони опустил и затих.
– Не пойму, о чем ты, – не спешила Ульяна с претензией соглашаться.
– О Степане я, – тихо и спокойно ответил Егор. И от этого спокойствия его холодом ледяным на девушку повеяло. – Лучше бы сама призналась, повинилась. Всякое в жизни бывает. Что я не человек что ли? Не пойму? Может и не велика вина твоя… Знаю, мало внимания тебе уделяю… Но чтоб так! Не ожидал я от тебя! Уж лучше нам расстаться тогда!
Ульяна побледнела сначала, потом резко жар волной накатил. Щеки огнем от возмущения и обиды загорелись. Глаза от слез негодования заблестели. Сама себя она долго ругала и казнила за провинность свою, изводила упреками и угрызениями совести. Да и не понимала, как все и случилось-то, будто разум ее в тот момент затуманился. И не думала, что вот так любимый встретит ее после разлуки, после исчезновения своего внезапного.
– Ну как скажешь, Егор! – вскочила она. – Я тоже навязываться не буду. А в том, что произошло, ты сам виноват! – слезы в глазах не удержались, полились быстрыми ручьями, щеки пылающие охлаждая. – Так и знай! Намучилась я! Только и делаю, что жду тебя! А ты-то, даже не глядишь, слова доброго не скажешь! Не стала я тебе говорить, потому что забыть все хотела! Сама места себе не находила… а ты…, – уже сквозь рыдания выкрикивала она. – Эх, ты, – махнула она рукой. – Ну и оставайся с ведьмами да с чертями, самая подходящая тебе компания, – бросила она ему в лицо и к двери кинулась.
– А ты к Степану своему ступай, – сказал он ей вслед.
Впрочем, голос его потерял уверенность и твердость. Да и сам парень будто обмяк, растекся, безвольным кулем на стул опустился и голову повесил.
*
Некоторое время в оцепенении парень пребывал. История с невестой и удивила, и возмутила, и потрясла его. И не знал он, чего больше в переживаниях его: боли от самолюбия ущемленного, злости на неверную суженую или досады от неоднозначности происшедшего. Ведь, права Ульяна, и его вина тут есть. Слишком холоден был он с любимой последнее время, слишком невнимателен к просьбам и словам ее, считая все это капризами женскими. И вот как все обернулось. Но самое обидное, что девушка скрыть от него правду хотела, а значит, и неблаговидность поступка своего осознавала. Был бы он простым парнем, так и не узнал бы ничего. Может, и обошлось бы все.