Колечко с бирюзой
Шрифт:
Затем наступала очередь кур. Наташа выпускала их в загон, кормила, собирала яйца.
Включив полив в огороде и в цветнике, она шла, к великой радости кота и пса, на летнюю кухню, где и завершалась утренняя раздача хлеба насущного проголодавшейся страже дома Руслановых.
В шесть часов утра со своего крыльца ей кланялся отец Николай, каждое утро совершающий оздоровительные прогулки на велосипеде. Следом появлялся Виталька, и они шли купаться. Сегодня он предложил Наташе сплавать на резиновой лодке на острова. Были у него на примете свои тайные заводи, где водились огромные щуки, и сосед грозился накормить ее ухой, приготовленной по какому-то особому казачьему рецепту.
Пока
Теплая вода мягко плескалась в борта, снопы брызг вылетали из-под весел и, Наташа подозревала, что это делается нарочно, окатывали ее с головы до ног. Она в ответ ударяла ладонью по воде, и теперь уже гребец вытирал воду с лица и от души хохотал.
Показался длинный остров, густо заросший ивняком и серебристым тополем. Виталий взмахнул веслами, и лодка мягко уткнулась в пологий берег. Виталий вытянул лодку на песок и устроил в тени деревьев, натянул рядом полосатый тент, поставил под него раскладное кресло. Наташа с удивлением наблюдала за этими приготовлениями.
— Кажется, ты решил здесь на целый день обосноваться? Учти, я не могу надолго. В крайнем случае, до обеда…
— Пусть до обеда, но более-менее цивилизованно. На покрывале, как ты на пляже привыкла, здесь не очень полежишь! Смотри, сколько вокруг колючек!
Действительно, узкую полоску песка почти сплошь усыпали какие-то колючие семена, поэтому и речи не могло быть о том, чтобы пробежаться до воды босиком.
— Купайся без опаски, — успокоил ее Виталий. — Дно здесь хорошее, песчаное, а захочешь поплавать на лодке, бери, катайся, только на солнце потом не оставляй. А я пока сбегаю на другой конец острова, попробую что-нибудь поймать.
Наташа осталась одна. Тихореченск скрывался за зелеными кронами деревьев многочисленных островов. Прямо перед ней — широкий речной плес, над которым стремительно носились стрижи и ласточки-береговушки. За спиной, на первый взгляд, непроходимые заросли, в глубине которых нежно и печально высвистывала тоненьким голоском незнакомая пичужка. Чуть слышно шумели высоченные тополя, в небе — ни облачка. Вскоре все живое, и даже река, замрет, притаится — наступает самое жаркое время дня.
Прищурившись Наташа наблюдала за игрой солнечных бликов на воде. Жаль, что нет рядом Егорки и Петьки. Вволю бы наплескались, нанырялись в теплой воде, рыбу половили бы с Виталькой… А фруктов здесь какое изобилие! Знать бы, что все так повернется, обязательно взяла бы сыновей с собой…
Четырнадцать лет они практически неразлучны, за исключением нескольких редких и недолгих командировок и прошлогодней поездки в Швейцарию на международный конгресс кардиохирургов. Изо всех сил Наташа старалась, чтобы ее ребята не отставали от сверстников по части мужского воспитания. Зимой бегала с ними на лыжах, летом пропадали на Столбах [12] или в компании приятелей плыли на плотах по Мане [13] . Парни ее, как кошки, лазали по скалам, до ночи готовы были биться: летом — в футбол, зимой — в хоккей с мячом, дрались редко. Любой знал, что против его двух кулаков всегда будут четыре — братьев Романовых, или Романят, как их звали в школе…
12
Скалы причудливой формы в окрестностях Красноярска.
13
Река,
Наташа, расслабившись, лежала в кресле и улыбалась. Ее черноголовые и сероглазые братцы-кролики помаленьку начинают сводить с ума девчонок, так что уменьшения забот и хлопот с повзрослением сыновей в перспективе не предвидится.
Солнце припекало все сильнее, тени становились все короче. Наташа потянулась, села в кресле, огляделась по сторонам, потом взяла из сумки яблоко и с удовольствием захрустела им. Серьезный малый Виталька вплотную занялся ее воспитанием. Обрушился вчера на фруктово-бутербродную диету, но что поделать, если ей совсем не хочется готовить для одной себя все эти щи-борщи, стоять в жару около раскаленной плиты. То ли дело легкий салат, несколько абрикосов, в крайнем случае сваренное всмятку яичко.
Виталька, понаблюдав за ее системой питания, возмутился:
— За отпуск ты желудок в полную негодность приведешь!
— Виталя, — засмеялась Наташа, — не учи ученую! За день я чуть ли не два литра сыворотки выпиваю, а уж сколько простокваши, то учету вообще не подлежит. Это и есть лучшее лекарство для моего изношенного организма.
— Всем бы такой изношенный организм, цены бы им не было! — Сосед окинул придирчивым взглядом высокую загорелую женщину. Смуглая, с золотистым отливом кожа, ярко-голубые глаза и полноватые, подчеркнутые розовой помадой губы — все вместе притягивало внимание не только мужской половины Тихореченска, но и доброй части женской…
Сопровождать Наташу на базар было для Виталия сплошным наказанием. Обычно они занимались лишь созерцанием даров кубанской земли, а если и делали какие-то покупки, то с единственной целью — избавиться от чересчур назойливых продавцов, стремившихся не столько продать товар, сколько обратить на себя внимание красивой женщины. Неоднократно горячие горцы пытались подкупить Виталия, чтобы узнать, кто она такая и где живет. А однажды даже пришлось спасаться бегством от нахально преследовавшей их «Жигули» «Тойоты» местного рыночного воротилы.
В последнее время они перестали ездить на базар, справедливо полагая, что беспокойства от подобных прогулок гораздо больше, чем удовольствия.
Наташа не удержалась от смеха, вспомнив, как подшутила над толстым, поросшим дремучей щетиной торговцем. Кавказец хватал ее за руки, призывно глядел в глаза — уговаривал купить персики:
— Смотри, джаночка, какой персик! Прямо как твои щечки розовый. Сама не хочешь, брату купи. Он хочет, я вижу!
— Это не брат. — Наташа серьезно взглянула на продавца поверх солнечных очков. — Это мой старший сын, а дома и младшие имеются.
— Вах, — всплеснул руками кавказец, — такая молодая — и такой взрослый сын!
— Какая ж я молодая, скоро пятьдесят стукнет. — Наташа с торжеством обвела взглядом близлежащие торговые ряды. Продавцы замерли, пораженные талантом выглядеть в полсотни лет чуть ли не вполовину моложе.
— Ты, наверно, артистка, да? — продолжал допытываться кавказец. — Я слышал, они каждый год кожу на лице, как на барабане, натягивают?
— Ничего она не натягивает! — рассердился Виталька. — И про пятьдесят лет тоже лапшу на уши вешает! Слушайте ее больше! — Бросив грозный взгляд на озадаченных торговцев, он подхватил Наташу под руку и увел с рынка. — Сколько раз я тебя просил не вступать с ними в разговоры. Так привяжутся, что потом до вечера не отобьешься, — сердито выговаривал он, пристраивая пакет с виноградом и персиками на заднее сиденье «Жигулей».