Колеса фортуны
Шрифт:
— Ну, это тебе лучше знать, — сказал я.
— Вроде и не пили почти…
Внизу снова забеспокоилась и загавкала собака. Я выглянул в окно и увидел Маринку.
— Тут они. Умница Найда, — крикнул я. — Скажи ей, что она умница.
— А что случилось? — задрала Маринка голову.
— Отрубились оба, чуть живые. Пили что-то.
— Понятно. Клофелин обыкновенный. Мать рассказывала, одного парня в прошлом году не откачали. Давление село. Тоже был из приезжих.
Маринка говорила негромко и как-то безнадежно. Может быть,
— Страшно у нас, Петя, — сказала вдруг Маринка. — Я боюсь жить в этом городе. Всех этих уродов боюсь.
— Не говори так, — я высунулся из окна подальше. — Я тебя увезу отсюда, вот увидишь.
— Увезешь? Обещаешь?
Мы с нежностью глядели друг на друга — она снизу, я сверху, как перепутавшие роли Ромео и Джульетта в сцене на балконе; я видел, как у моей сестрички на глазах показались слезы, она опустила голову и отвернулась. Но тут и Найда тоже заметила это, подскочила и принялась лизать ей руки и лицо. Маринка завизжала, начала отбиваться от собаки, та — весело залаяла.
Полчаса спустя Макс с Костиком сидели на травке рядом с железнодорожной насыпью и жадно пили пепси-колу из магазина. Я приволок им поесть и кое-что из одежды, но их обоих до сих пор трясло, будто от холода.
— Вас и на минуту нельзя одних оставить, — насмешливо сказала Маринка.
Макс глотнул пепси-колы из огромной пластиковой бутылки, закашлялся и покраснел.
— Так сложились обстоятельства, — наконец выговорил он.
Позже я узнал, что в тот день случилось с нашими героями. Пока мы с сестрой гуляли по городу, они и правда довезли Машку до больницы — но сами к Шерифу не пошли. Мало того. Машка сказала, что ждать ее не нужно, что она вернется сама, и Макс ощутил себя свободным, как птица.
Он уговорил Костика пойти прогуляться, поснимать девчонок, если повезет. Рассказывая об этом, Макс выглядел невеселым. Он (вы слышите?) даже смущался. Он взял с меня слово, чтобы я не проговорился Маринке. В ответ я пообещал, что буду глух и нем, как Eminem. Если вы помните, этот исполнитель был бешено популярен в те годы. У него в клипе парень засовывает свою беременную подругу в багажник старого форда и… ну да ладно.
Итак, Макс решил порезвиться. «Помылся, чистую футболку надел», — наябедничал Костик. Повезло ему почти сразу: девочек не пришлось даже искать, они сами заявились в гости. В описаниях друзья крепко расходились. По Максу выходило, что девицы были очень даже ничего себе, а Костик, не чинясь, обозвал их шмарами. Дамы пригласили кавалеров прогуляться (вот тут-то к компании и присоединилась сторожевая собака Найда). Костик пошел тоже, хотя и не хотел. «Не мог же я его одного отпустить», — пояснил он.
Догуляв до магазина, девочки разорили Макса на водку и сникерсы. Будущее уже виделось Максу в радужных красках, и даже осмотрительный Костик не смог его переубедить. Впрочем, уже второй стакан свалил обоих с ног. Больше герои ничего не помнили. Они лишились денег и наиболее ценных предметов одежды. Макс даже не мог сказать с уверенностью, когда остался без штанов: до или после?
Над нами прогрохотал поезд; земля задрожала. Когда шум утих, Макс спросил у меня:
— Пит, а ты помнишь, как мы в детстве на сортировочной по путям бегали? Классе в шестом?
— Ну, помню вроде, — отвечал я недоуменно.
— Я еще чуть под поезд не попал.
— Было такое. И что?
— У меня тут видение было. Пока я в отрубе валялся.
— Какое еще видение?
— Как будто я сам лежу на путях, поперек рельсов, и сам же на это смотрю. Откуда-то сверху. И типа сам на себя наезжаю. Можешь себе такое представить?
— Сам на себя наехал? Да легко. Не все же другим на нас наезжать.
— Да нет, ты слушай. И вот я уже сам к себе приближаюсь, и такая вдруг вспышка происходит, как будто искры от электросварки, но совсем недолго. А потом я снова становлюсь как бы сам собой. Одним собой. Понимаешь?
— Нет.
Марина до этого времени с интересом прислушивалась к нашему разговору. И наконец сказала:
— А я, кажется, понимаю.
Макс поглядел на нее с благодарностью. Сердце у меня защемило, но лишь на один миг.
— Может быть, такое бывает при клинической смерти, — сказала Маринка. — Когда душа уже покидает тело, а потом все-таки возвращается. Я читала про это.
— В книжках и не такое напишут, — досадливо проговорил я. — Разводка это все.
— Никакая не разводка, — возразил Макс. — Когда американские проповедники по телевизору песни поют — тут я все понимаю, это разводка для нищих. А здесь что-то совсем другое. Я даже хотел бы снова на эту вспышку посмотреть. Мне кажется, что в этот момент можно узнать что-то очень важное.
— Если узнаешь это важное — потом и жить не захочется, — сказал я.
— Так мы, может, и живем-то для того, чтобы это узнать.
«Да, — подумал я. — Как все серьезно. За нашим Максом глаз да глаз нужен».
Я расскажу вам кое-что, чтобы вам стало понятно.
Как вы уже знаете, мы были друзьями с детства. Лет до двенадцати мы проводили вместе каждый день. Лазили по подвалам и крышам, исследовали все закоулки родного города, курили на помойках.
Потом, когда гормоны начали ломать нам жизнь изнутри, многое изменилось. Какая-то часть моего сознания отстраненно наблюдала за этим. Взросление я представлял себе так: кто-то всадил тебе иглу прямо в вену, и теперь из огромной медицинской капельницы в твою кровь раз за разом вливается новая порция змеиного яда. И ты растешь просто для того, чтобы не умереть от смертельной дозы.