Колесница Гелиоса
Шрифт:
Артемидор не сомневался в добрых намерениях Аристоника и был уверен, что он выпросит у брата всяких поблажек для народа: уменьшения налогов, бесплатной выдачи хлеба, быть может, даже освободит одну или две тысячи рабов. Но он знал, что последнее слово будет за ними: при живом царе рабы и беднота никогда полностью не сравняются с богатыми, и Пергам не станет Тапробаной, на которую они вынуждены были скрепя сердце соглашаться, чтобы вместе с чернью избавиться от общего врага. Но пока речь шла об освобождении одного-единственного раба — Эвбулида и встрече Аттала
«Для этого мне надо только упросить Никодима изменить маршрут царя, которым тот всегда возвращается во дворец после своих посещений мавзолея матери. Дело не столь и безнадежное: ровно через неделю день поминовения несчастной Стратоники, а начальник кинжала уже должен мне целых два таланта!»
Остановившись на этом, Артемидор вышел из лавки и быстрым шагом направился ко дворцу Аттала.
— Мне начальника кинжала! — задыхаясь, потребовал он у рослого охранника, неохотно открывшего тяжелую, обитую бронзой дверь.
— Его нет и сегодня не будет! — послышалось в ответ.
— А завтра? — успел крикнуть Артемидор, видя, что дверь закрывается прямо перед его носом.
— И завтра, и послезавтра!
Купец бросил охраннику статер, тот ловко поймал его на лету и уже дружелюбней сказал:
— Если он срочно нужен тебе, то поищи его на обычном маршруте базилевса от дворца к мавзолею.
Следуя совету, Артемидор нанял носильщиков и направился за город.
У одной из богатых харчевен он увидел царских охранников, велел носильщикам опустить его на землю и, едва вошел в наполненное сладостными звуками арфы помещение, как сразу увидел Никодима.
Начальник кинжала сидел перед столиком с большим кувшином вина и о чем-то сосредоточенно думал.
— Не помешаю? — спросил купец, подсаживаясь рядом с ним.
— Артемидор! — обрадовался Никодим. — Какими судьбами? Давненько тебя не было видно. Надеюсь, ты нашел меня здесь не для того, чтобы напомнить о долге? — неожиданно нахмурился он.
— Конечно же, нет! — засмеялся Артемидор и, наклонившись к самому уху начальника кинжала, многозначительно добавил: — А о тех двух талантах, что ты задолжал мне, я с удовольствием забуду, если…
— Если? — недоверчиво покосился Никодим.
— Если ты выполнишь одну мою просьбу.
— Просьбу? Одну? — уточнил начальник кинжала.
— Да, и совсем пустячную! Для тебя конечно…
— Слушаю! — приосанился Никодим.
— Через неделю — день поминовения матери нашего царя, — начал издалека Артемидор.
— Так.
— Наш обожаемый Аттал, конечно же, отправится почтить горестным молчанием великолепный мавзолей, построенный по его гениальному проекту…
— Так!
— И будет возвращаться во дворец своей обычной дорогой…
— Та-ак!..
— А нельзя ли сделать, чтобы он слегка изменил свой маршрут и ненадолго остановился в моей лавке?
— Что?! — вскричал Никодим, но, увидев, что на него с удивлением уставились привлеченные шумом посетители, зашипел на ухо Артемидору: — Ты с ума сошел… Пергам беременен бунтом! Повсюду чернь открыто выражает недовольство, убивает вельмож, римских ростовщиков, даже моих воинов! Я тут ломаю голову, чтобы сделать эту поездку безопасной для царя, показываю его личной охране, где ей стоять в засаде, а где, в случае надобности, применять оружие без предупреждения, а ты… Зачем тебе это надо? За два таланта я готов организовать встречу с Атталом прямо во дворце!
— Понимаешь, дорогой Никодим, — быстро смекнув, как поступать дальше, умоляюще заглянул в глаза начальнику кинжала купец. — Дела в моей лавке идут все хуже и хуже!
— В твоей лавке?!
— Представь себе, именно в моей! Пергамцы обнищали до того, что в состоянии покупать лишь глиняные горшки и кувшины, а ты ведь знаешь какой дорогой у меня товар! Те, у кого есть деньги, зарыли их поглубже, опасаясь Рима.
— Но при чем здесь Аттал? — недоуменно спросил начальник кинжала.
— А при том, — многозначительно поднял палец Артемидор. — Что, если у меня в лавке погостит сам царь, мои дела сразу пойдут в гору. Ты знаешь, до чего богобоязненны пергамцы и как они любят и чтут своих царей. Весть о том, что они смогут стать обладателями вазы или чаши, которую видел, а может, даже держал в руках сам базилевс, мигом облетит весь Пергам! Не то что купцы и ремесленники — последние бедняки, собрав все, что имеют, помчатся ко мне. Ну, а у меня полны запасники непроданных ваз и чаш! — хитро подмигнул Никодиму Артемидор.
— Ловко придумано! — похвалил начальник кинжала. — Но какая мне с того будет выгода?
— Два таланта… — напомнил купец.
— И все?
«Да пропади оно пропадом!» — ругнулся про себя Артемидор, думая о том, что если римляне завладеют Пергамом, то ему и этого не достанется, и вслух сказал:
— И двадцать пять процентов от всей моей выручки.
— Что ты сказал? — сделал вид, что не расслышал купца, Никодим. — Тридцать пять?
— Да, грабитель! — кивнув, чуть слышно прошептал Артемидор.
— Ну вот, так-то оно лучше… — вальяжно откинувшись, заметил начальник кинжала и наморщил лоб: — Но что я скажу базилевсу и его лекарю?
— Лекарю? — удивленно приподнял брови Артемидор. — При чем тут лекарь?
— О-о, — протянул Никодим. — Сразу видно, что ты давно не был во дворце! Этот лекарь, вылечив Аттала, приобрел над ним такую власть, что стал и его другом, и советником, и правой рукой. Даже меня он оттеснил на второй план!
— Даже тебя? — притворно возмутился купец.
— Аттал и до этого не особенно церемонился со своими начальниками кинжала! — приняв сочувствие Артемидора за чистую монету, пожаловался Никодим. — За пять лет своего правления он сменил пятерых, и лишь одному удалось ускользнуть от услуг его палача!
— Да, Эвдем чудом избежал смерти на пиру, когда царь разом расправился со всеми советниками прежнего Аттала, — подтвердил Артемидор. — А ведь Эвдем свой род ведет от прямых потомков Дария, и, говорят, в его жилах царской крови не меньше, чем в жилах нашего Филометора, и она более высокой пробы…