Колесо Перепёлкина
Шрифт:
– Да, живите, как хотите, – жалобно повторила мама. – А я завтра же… Нет, почему завтра? Сегодня же. Сейчас…
Вася понимал, что никуда она не уедет. По крайней мере, сейчас. Как это – не уволившись с работы, не заказав заранее билеты (дорога-то ого-го какая дальняя, с пересадками). И папа это понимал. И все-таки папа сделался каким-то потерянным. Стал искать в нагрудном кармане очки, которые надевал в самых редких случаях. Друг на друга родители не смотрели. Васе стало горько жаль их обоих. И себя. Вернее, это была смесь жалости и злости на нелепую жизнь. Вася откинулся к стенке, вдавил в мохнатый плед кулаки.
– Ну, хватит вам! Ну, ладно! Если вам так надо, поднимусь я по этой проклятой лестнице! Только не ругайтесь вы ради Бога! Ну, по-жа-луй-ста…
На следующий день мама с утра отпросилась с работы. Видно, боялась оставлять Васю одного. Сказала, что принесла ему домашние задания, специально звонила из своей конторы Полине Аркадьевне, чтобы узнать их (ведь вчера-то Вася не был на занятиях).
– Полина Аркадьевна сказала, чтобы ты не волновался и не переживал…
Вася только плечом повел.
Мама осторожно смотрела, как он готовит уроки. Осторожно попросила помочь вымыть посуду. Она вела себя так, словно хотела погладить Васю по голове и не решалась.
Вася решал задачу и примеры, писал упражнение старательно и молча. Так же молча, со сжатыми губами, вымыл три тарелки и два стакана.
Мама приготовила для него вместо рубашки «сафари» белую сорочку с черным галстучком – чтобы он выглядел больше «по-гимназически», хотя и без формы.
«Как для приношения в жертву», – подумал Вася. Он видел историческую передачу про древнюю Америку, там пленников, назначенных для убийства на алтаре, обряжали в роскошные одежды.
Но маме Вася ничего не сказал.
– Почему ты все время молчишь?
– А что говорить?
– Помни, ты дал мне и папе слово сегодня не спорить с Валерьяном Валерьяновичем и делать все, что он скажет.
– Я дал слово, что поднимусь по этой проклятой лестнице.
– И без капризов…
– Без… Совершенно молча.
– Ох, до чего же ты трудный человек… Иди, почисти штаны. Где ты вчера успел их так потрепать?
– В Африке, – буркнул Вася.
В коридоре он охлопывал штаны свернутой газетой и думал, что, может быть, завуч уже забыл про второклассника Перепёлкина и его оставят в покое.
Вверх и вниз…
Сначала казалось, что и правда оставят. Перед занятиями никто ничего Васе не сказал, только Шурик Кочкин спросил:
– Почему тебя вчера не было?
– Горло болело… – Оно ведь и правда вчера болело. Вернее в нем царапало, от слез…
Четыре урока прошли нормально, а на математике Вася даже получил четверку за решенный на доске пример. И он совсем уже успокоился. Ведь урок-то последний! Вот-вот раздастся звонок и можно будет помчаться домой… Но за минуту до звонка Полина Аркадьевна, глядя поверх голов, сухо сказала:
– После урока никто не разбегается. Все берем свои вещи и организованно идем на первый этаж, будет линейка вторых и третьих классов.
У Васи что-то ухнуло под сердцем и обмякло все тело.
«Не пойду!»
«Ты же слово дал…»
«Так не договаривались, чтобы при всех!»
«Никак не договаривались. А слово дал. Упрешься – еще хуже будет…»
«Куда уж хуже-то! Все будут глядеть…»
«Да может, линейка-то не из-за тебя…»
Но последняя мысль была такая слабенькая, что и не надежда, а так…
Второклассники вереницей пошли по коридору второго этажа, вниз по лестнице. Вася двигался на жидких ногах, будто на казнь.
На первом этаже уже стояли пестро-клетчатыми шеренгами лицом к лицу два третьих класса и второй «Б». Второй «А» в две линии пристроили рядом. Вася оказался во второй шеренге. Но от этого было не легче.
– А для чего нас построили-то? – шепнул Васе Шурик Кочкин. Он ничего не знал, конечно. Вася закусил губу.
Учительницы во главе своих классов стояли молча и важно, как генералы. Чего-то ждали. Наконец по левой лестнице сошел в нижний коридор завуч Валерьян Валерьянович. Тоже с генеральским достоинством (хотя и тощий). Остановился в начале шеренг. Его черная гладкая прическа блестела, как туфли.
– Дети, – сказал Валерьян Валерьянович громко, но мягко. – На улице прекрасная погода, и можно гулять, играть и радоваться близким каникулам. Но я вынужден задержать вас, чтобы решить один неприятный вопрос. Это касается вашего товарища… Перепёлкин Вася из второго класса «А», подойди ко мне…
На него заоглядывались. Юля Терехина, стоявшая впереди Васи, испуганно отодвинулась. И… что ему было делать-то? Увязая в стыде, как в липкой каше, Вася побрел к завучу. И все смотрели, как он бредет с головой ниже плеч. И тугой, как резина, воздух забивал ему уши.
Вася подошел. Стал смотреть на кончики блестящих туфель. В них отражались лампы – они горели, несмотря на солнце за окнами.
Завуч легонько взял Васю за рюкзачок и поставил к себе спиной.
– Надо, чтобы все тебя видели и ты видел всех… И не опускай лицо. – (Но Вася все равно опустил. Странно, что глаза оставались сухими). – Вчера Вася Перепёлкин отличился тем, что за две-три минуты множество раз нарушил дисциплину. Опоздал на уроки. Нагрубил дежурному старшекласснику. Отказался выполнить его требования. И – это самое скверное – нарушил строжайшее правило передвижения по школе. Обругав дежурного, он бросился наверх по лестнице, предназначенной исключительно для спуска. Такое не позволено никому, даже выпускникам. А когда я остановил Васю Перепёлкина и потребовал спуститься обратно и пройти по той лестнице, по которой следует, он заупрямился самым непозволительным образом. Казалось бы, что особенного? Да, ошибся, сгоряча нарушил правило, так будь добр хотя бы исправить ошибку… Однако каприз этого второклассника зашел так далеко, что он мне… нет не нагрубил, но отчетливо дал понять, что распоряжение завуча – г л у п о е…
Вася слышал эту речь, как сквозь ватные пробки. Но все же различал слова. И понимал, что вранья в речи больше, чем правды, но это его не задевало. Он смотрел исподлобья в пространство между клетчатых шеренг, на ступени дальней лестницы. «Проклятой лестницы»… И стоял он, кстати, не «как положено». Съежил плечи, сдвинул носки кроссовок, суетливо мял отвороты на шортах. Вот удивительно – как ни чистил штаны, а за отворотами остались сухие семена прошлогодней полыни с пустыря. Вася ощущал их чуть заметный горький запах…