Колесо судьбы
Шрифт:
— Я знаю, он какое-то время очень волновался за тебя. Тана вздохнула:
— Я сваляла дурака… Но, думаю, нам всем иногда это необходимо.
— Ну я-то точно натворил то же самое, — Джек улыбнулся ей. — От меня забеременела лучшая подруга моей младшей сестры. Это было в Детройте десять лет назад, когда я поехал домой на каникулы. Не знаю, что со мной случилось, я как будто сошел с ума, что-то вроде этого. Она была такой хорошенький маленький рыжик… Ей было двадцать один… И… бах! Следующее, что я осознал, — я должен жениться! Она все здесь ненавидела, плакала день и ночь. У бедной маленькой Барб были колики в первые шесть месяцев жизни, а годом позже Кейт уехала обратно, и все было кончено. Теперь в Детройте у меня есть экс-жена и дочь, и я знаю о них не больше, чем знал тогда.
— По крайней мере, вы можете кое-что продемонстрировать как результат, — это было больше того, что она могла сказать: что она хотела бы ребенка от Дрю. — Ты иногда видишься с дочерью?
— Она приезжает раз в год на месяц. — Он вздохнул и смущенно улыбнулся. — Немножко трудно строить отношения на такой зыбкой основе. — Он всегда думал, что несправедлив по отношению к ней, но что еще он мог сделать. Теперь невозможно было ее игнорировать. — Мы в самом деле чужие друг другу. Я случайный человек, который посылает ей поздравления к каждому дню рождения и берет ее на бейсбольные матчи, когда она здесь. Я просто не знаю, чем еще с нею заняться. В прошлом году Эйв очень помогла мне, когда днем присматривала за ней. И они на неделю предложили мне их дом в Тахо. Барб там очень понравилось, — улыбнулся он Тане, — и мне тоже. Попытки подружиться с десятилетним ребенком так неуклюжи.
— Держу пари — так оно и есть. Отношения… У мужчины… с которым у меня была связь… у него было двое детей, и для меня это было очень неудобно. Своих-то у меня нет, но эти девочки… они совсем не похожи на детей Гарри. Вдруг оказалось, что двое взрослых людей испытующе изучают меня. Ощущение было очень странное.
— Вы привязались к ним? — Казалось, он заинтересовался тем, что она рассказывает, а она удивлялась, до чего легко с ним разговаривать.
— Не совсем. Не хватило времени. Они жили на Востоке, — Тана вспомнила все остальное, — какое-то время.
Джек кивнул, улыбаясь ей:
— Конечно же, вам удалось облегчить себе жизнь, не в пример некоторым из нас, — и рассмеялся. — Полагаю, вы не пьете ром.
Она тоже засмеялась:
— Вообще-то нет, но я умудрилась причинить себе ущерб другими способами. Просто у меня нет детей, чтобы демонстрировать результат.
— Вы сожалеете об этом?
— Нет! — Потребовалось тридцать три с половиной года, чтобы сказать это от чистого сердца. — В этой жизни есть какие-то вещи, которые явно не для меня, и дети — одна из них. Мне больше подходит быть крестной матерью.
— Возможно, мне тоже надо было придерживаться этого принципа, хотя бы ради Барб, если уж не ради кого-либо еще. По крайней мере, хорошо, что ее мать снова вышла замуж, так что у нее есть настоящий отец, на которого можно положиться одиннадцать месяцев в году, когда нет меня.
— И тебя это не беспокоит? — Ей хотелось знать, считает ли он ребенка частью самого себя, принадлежащим ему целиком. Дрю именно так чувствовал себя по отношению к своим девочкам, особенно к Элизабет.
Но Джек отрицательно покачал головой:
— Я едва знаю этого ребенка. Ужасно звучит, но это правда. Каждый год я должен узнавать ее заново, потом она уезжает, а когда приезжает снова — уже на год повзрослела и опять изменилась. Это вроде как бесполезное занятие, но не знаю, может быть, ей это что-нибудь дает. Вот все, чем я ей обязан. Я подозреваю, что через несколько лет она пошлет меня к черту. У нее есть дружок в Детройте, и в этом году она не собирается ко мне.
— А вдруг она привезет его? — Оба рассмеялись.
— Боже упаси! Только этого мне не хватало. Я чувствую то же, что и вы, — есть некоторые вещи, с которыми я никогда не хотел бы связываться… малярия… тиф… брак… дети.
Тана рассмеялась над его откровенностью. Конечно же, это был совсем непопулярный образ мыслей или, во всяком случае, в чем не часто сознаются, но он чувствовал, что ей можно об этом сказать. И она чувствовала то же самое.
— Согласна с тобой. Я в самом деле думаю, что просто невозможно хорошо заниматься своим делом и много уделять внимания взаимоотношениям подобного рода.
— Это благородно звучит, мой друг, но мы оба знаем, что с этим ничего не поделаешь. Хочешь честно? Я холодею от ужаса, мне только не хватает еще такой же Кейт из Детройта, рыдающей всю ночь, потому что у нее здесь нет друзей… или какой-нибудь другой женщины, от которой зависит вся моя жизнь, ничем не занятой целыми днями, кроме ворчанья и придирок по ночам, или вдруг решившей, что после двух лет брака половина созданного мной с Гарри бизнеса принадлежит ей. И он, и я очень хорошо это понимаем, а потому я не хочу вляпаться во что-нибудь такое. А чего ты боишься больше всего, дорогая? Обморожения, родов? Отказа от карьеры? Конкуренции с мужчинами?
Джек был поразительно проницателен. Тана одарила его улыбкой.
— Туше! Всего вышесказанного. Может быть, я боюсь рисковать тем, что я сделала, или того, что мне могут причинить боль… Я не знаю. Думаю, что сомнения относительно замужества появились у меня много лет назад, хотя тогда я этого не осознавала. Это все, чего моя мать всегда жаждала для меня, а мне всегда хотелось сказать: «Ну, подожди… не сейчас… Мне нужно сначала сделать массу других вещей. Это как добровольно Положить голову под топор, для этого нет подходящего времени».
Он засмеялся, а она вдруг представила Дрю, делающего ей предложение перед камином однажды ночью, но тут же усилием воли отшвырнула это видение с резкой вспышкой боли. Теперь уже большую часть времени эти воспоминания не очень ранили ее, но некоторые все же доставали. А это больнее всего, потому что она чувствовала себя одураченной. Она хотела сделать для него исключение, она приняла предложение, а он после этого вернулся к Эйлин. Джек заметил, что Тана хмурится.
— Не надо так печалиться из-за кого бы то ни было. Не стоит того.
— Старые, старые воспоминания, — улыбнулась она.
— Тогда забудь о них. Больше они не будут тебя мучить.
В этом мужчине было что-то легкое и мудрое, и она начала выходить с ним в свет, не задумываясь об этом. Кино, ранний обед, прогулка по Юнион-стрит, футбольный матч. Он приходил и уходил и стал ее другом, и, когда наконец они разделили постель поздней весной, ничего знаменательного не произошло. Они уже знали друг друга пять месяцев, и земля не разверзлась, хотя было приятно. В его присутствии было легко, он был умен, удивительно понимал все, что она делала, глубоко уважал ее работу, у них был общий лучший друг, а летом, когда приехала его дочь, даже это было в порядке вещей. Барб была милым одиннадцатилетним ребенком с большими глазами, руками и ногами, с блестящими рыжими волосами, как у щенка ирландского сеттера. Они несколько раз свозили ее на Стинсон-Бич, устроили для нее пикник. У Таны было не много времени она как раз готовила большое дело, но все проходило очень приятно. Они пошли навестить Гарри, а он внимательно и осторожно наблюдал за ними, сгорая от любопытства, насколько это у них серьезно. Но Аверил всерьез их отношения не воспринимала и была, как всегда, права. В них не было огня, страсти, напряженности, но зато не было и боли. Это было удобно, прилично, очаровательно временами и исключительно хорошо в постели. И к концу года постоянных встреч с ним Тана вполне могла представить себя рядом с Джеком до конца жизни. Отношения были такого рода, которые можно наблюдать между людьми, никогда не бывавшими в браке друг с другом и не хотевшими этого брака, к досаде всех друзей, которые годами не вылезают из судов, оформляя разводы. Таких людей можно встретить по субботам за ресторанными столиками, на праздничных вечеринках, посещающих рождественские приемы и всякие празднества, получающих удовольствие от общения друг с другом, рано или поздно делящих постель. На следующий день один из них уезжает к себе домой, где полотенца ожидают на своих местах, постель не тронута, кофейник в полной боевой готовности. Это было просто идеально для них обоих, но Гарри они доводили до белого каления, и это тоже забавляло их.