Колесо судьбы

Стил Даниэла

— Чего же ты хочешь от меня, Тана? Хочешь, чтобы я просто сбежал от них?

— Может быть, и да. Может быть, именно этого я от тебя и жду. Почему я всегда должна оставаться одна? Это тоже очень важно для меня…

— Но у меня дети…

— Да пошел ты…

Но, конечно же, не это она имела в виду, пока не провела в одиночестве Рождество. Он обещал приехать и на Рождество, и на Новый год. Тана сидела и ждала его всю ночь, но он так и не появился. Она просидела в вечернем платье до девяти утра нового года, а потом медленно, с чувством безысходности стянула его с себя и вышвырнула в мусор, как ненужный хлам. Она покупала это платье только для него. На следующий день она сменила замок и упаковала все оставленные им за полтора года веши,

затем отослала их ему, не указав имени отправителя. А потом отправила телеграмму: «Прощай. Больше не возвращайся». И лежала, утопая в слезах. Несмотря на всю ее стойкость, последняя соломинка сломала ее, а Дрю прилетел к ней, как только получил ее послание, телеграмму, посылку. Он пришел в ужас от мысли, что на этот раз все действительно очень серьезно, что она в самом деле подразумевала то, что говорила и делала, а когда его ключ не подошел к замку, он убедился, что все именно так и есть. В отчаянии он приехал к Тане в офис и настаивал на встрече с ней, а когда это ему удалось, он наткнулся на ледяной взгляд ее зеленых глаз, взгляд, которого он никогда раньше у нее не видал.

— Мне больше нечего сказать тебе, Дрю.

Какая-то часть ее умерла. Он убил ее вместе с несбывшимися мечтами, неисполненными надеждами, убил своей ложью им обоим, но прежде всего самому себе. Сейчас она поражалась, как ее мать столько лет терпела подобное положение и не покончила с собой. Это были такие мучения, через которые ей пришлось пройти, и больше она не хотела испытать ничего подобного. Из-за кого бы то ни было. А тем более из-за него.

— Тана, пожалуйста…

— Прощай. — Она вышла из офиса в холл и исчезла в зале заседаний.

А потом почти сразу же она вообще ушла из здания, но домой не возвращалась несколько часов, а когда вернулась, он все-таки ждал ее у дома, на улице, под проливным дождем. Тана притормозила, увидев его, но тут же уехала снова. Ночь она провела в мотеле на «Ломбард-стрит», а когда утром вернулась к своему дому, он спал в машине. Инстинктивно проснувшись от звука ее шагов, он вылез из машины, намереваясь поговорить с ней.

— Если ты не оставишь меня в покое, я позову полицию.

Слова ее звучали непреклонно и угрожающе, она казалась ему разъяренной. Но чего он не рассмотрел, так это какой разбитой она себя чувствовала, как долго молча плакала, когда он уехал, в какое отчаяние она приходила при мысли, что больше никогда его не увидит. Она всерьез подумывала о том, чтобы броситься с моста, но что-то ее останавливало, а что — она сама не знала. А потом каким-то чудесным образом Гарри почувствовал неладное, когда он звонил и звонил, а ему никто не отвечал. Она-то думала, что это Дрю, лежала в гостиной на полу и всхлипывала, вспоминая, как они на этом месте занимались любовью, как он сделал ей предложение. Вдруг в дверь заколотили, и Тана услышала голос Гарри. Она была похожа на бродяжку, когда открыла ему дверь, стоя перед ним босиком, с залитым слезами лицом, в юбке, на которую налипли ворсинки от ковра, в бесформенном свитере.

— О боже, что случилось? — Она выглядела так, будто неделю пила запоем, или была избита, или с ней произошло нечто невероятно ужасное. Последнее было правдой. — Тана? — Под его взглядом она растворилась в слезах, а он прижал ее к себе, неуклюже перекинув через свое кресло, затем усадил на диван, и она рассказала ему всю историю.

— И вот теперь все кончено… Я никогда больше его не увижу…

— Тебе лучше покончить с этим, — Гарри был беспощаден. — Ты не можешь так дальше жить. Как же дерьмово ты выглядела последние полгода. Ты не заслуживаешь такого, это несправедливо.

— Я знаю… Но, может быть, если бы я еще потерпела… Думаю, постепенно… — Ее охватила слабость, она была близка к истерике. Неожиданно она утратила всю свою решительность, а Гарри заорал на нее:

— Нет! Прекрати! Он никогда не оставит жену, если не сделал этого до сих пор. Черт побери, Тэн, она вернулась к нему семь месяцев назад и все еще там. Если бы он хотел освободиться, он за это время нашел бы дверь, через которую можно выйти. Не обманывай себя, не будь ребенком.

— Я занималась этим полтора года.

— Иногда и не такое случается. — Он пытался рассуждать философски, но ему хотелось прикончить сукиного сына, так поступившего с ней. — Тебе просто надо собрать все силы и продолжать жить.

— О да, конечно… — Тана снова расплакалась, забыв, с кем разговаривает. — Тебе легко говорить…

Гарри долго смотрел на нее тяжелым взглядом.

— Ты помнишь, как сама зубами тащила меня, пытаясь вернуть к жизни, а потом таким же образом — учиться на юриста. Помнишь меня тогдашнего? Знаешь что, не суй мне под нос это дерьмо, Тэн. Если я смог, сможешь и ты. Ты пройдешь через это.

— Да я же никого никогда так не любила, как его, — она безутешно рыдала, и это разбивало ему сердце. Она смотрела на него своими огромными зелеными глазами и казалась ему двенадцатилетней девочкой; ему так хотелось, чтобы у нее все было хорошо, но не в его силах было заставить жену Дрю исчезнуть, хотя он готов был сделать для Таны даже это. Все что угодно для Таны, его лучшего и самого дорогого друга.

— Появится кто-нибудь еще. Даже лучше, чем он.

— Я не хочу кого-нибудь другого. Никого не хочу… Больше всего Гарри боялся именно этого. И весь следующий год она доказывала именно это. Отказывалась встречаться с кем-либо, кроме коллег. Никуда не ходила, ни с кем не встречалась, а когда наступило Рождество, отказалась повидаться даже с Гарри и Аверил. В свои тридцать два она тоже вступила в одиночество, все ночи проводила одна, одна съела бы индейку на День Благодарения, если бы позаботилась купить и приготовить ее. Она работала сверхурочно и вдвое против положенного, и в «золотое» время, и вообще все время, просиживая за своим столом до 10 — 11 вечера, беря к производству так много дел, как никогда раньше, и в течение года у нее не было никаких развлечений. Тана очень редко смеялась, никому не звонила, не назначала свиданий и неделями не отвечала на звонки Гарри.

— Поздравляю, — наконец в феврале он поймал ее. Она уже больше года оплакивала Дрю Лэндса и вдруг нечаянно узнала от общих друзей, что они с Эйлин до сих пор вместе и только что купили прелестный новый дом в Беверли-Хиллз. — Ну ладно, ты, задница, — Гарри устал гоняться за ней. — Почему это ты не отвечаешь на мои звонки?

— Я была так занята последние недели. Ты что, газет не читаешь? Я жду вынесения приговора.

— Да колебал я все, если тебя интересует мое мнение. Я еще последние тринадцать месяцев не считаю. Ты никогда не звонишь мне сама. Всегда я. Это что, из-за моего дыхания, или из-за ног, или из-за моего интеллекта?

Тана рассмеялась: Гарри всегда оставался самим собой.

— Все вместе и кое-что еще.

— Задница. Ты собираешься жалеть себя всю оставшуюся жизнь? Парень того не стоит, Тэн. И целый год коту под хвост!

— Здесь нет никакой связи.

Но оба знали, что это не правда. Конечно же, все крутилось вокруг Дрю Лэндса и его нежелания расстаться с женой.

— Что-то новенькое. Раньше ты никогда мне не лгала.

— Ну ладно, ладно. Просто мне было легче вообще никого не видеть.

— Почему? Да ты должна торжествовать! Ты могла бы поступить, как твоя мать, — сидеть в ожидании пятнадцать лет. А вместо этого ты оказалась достаточно сообразительной, чтобы послать все к черту. И что ты потеряла, Тэн? Невинность? Полтора года? Ну, что же? Другие женщины тратят по десятку лет на женатиков… растрачивают свои сердца, умы, время, свои жизни. А ты еще легко отделалась, если хочешь знать мое мнение.

— Да-а, — в глубине души Тана понимала, что он прав, но все равно в этом не было ничего хорошего. Может, это никогда и не пройдет. Она до сих пор разрывалась между тоской по нему и злостью на него. Она не хотела, чтобы эти чувства сменило равнодушие, и как-то за обедом, на который Гарри удалось ее затащить, призналась в этом ему.