"Колхоз: Назад в СССР". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Какого черта вообще? Стоило вспомнить про Наташку и Переросток кинулся прихорашиваться, как девка перед свиданием. И на станцию бегал вчера… Машка сказала, мог с Алкой своей поругаться.
А вдруг Наташка ему тоже нужна? Или назло мне? Почему, нет? Просек, что я к ней имею интерес, решил вставить свои пять копеек вперёд моего золотого рубля.
— Идём! Чего вылупился? Домой, так домой. — Андрюха, довольный настолько, что хотелось дать ему в морду, причем несколько раз, едва не подскакивая на месте от нетерпения, вышел со двора.
На улице было пусто. Видимо, днём народ в деревне
Однако, все равно, пока шли по улице, нам встречались деревенские. В основном это были бабы, которые, стоя у одного двора по три-четыре человека, что-то бурно обсуждали, ухохатываясь от смеха. Правда, стоило им заметить меня с Андрюхой, они тут же замолкали, глядя на нас с очень странными выражениями лиц. Такое чувство, что их распирало засмеяться вслух, даже не засмеяться, а заржать, но они из последних сил держат себя в руках. Поэтому бабские лица краснели, щеки дулись, а в ответ на наше «здравствуйте», они просто молча кивали, похрюкивая, сквозь сцепленные зубы и сжатые губы. Нездоровая херня… Не нравится мне все это…
Я на всякий случай осмотрел себя, потом братца. Нет, если угорают над ним, так на здоровье. Там и правда есть над чем веселиться. Бычок — Переросток. Главное, чтоб не надо мной. Однако, возникало ощущение, будто взгляды редких встречных тёток как раз в первую очередь были обращены на меня.
— Я не пойму, чего они…
Андрюха наоборот, внимания вообще не обращал и шел, насвистывая себе под нос какой-то мотив. Его настроение росло в геометрической прогрессии, а мое падало.
— Успокойся. Это же бабы. Им дай только повод, найдут к чему привязаться…Обсудить что ли некого. Вечно языками сцепятся.
Братец пожал плечами, продолжая идти вперёд. Следом за ним тянулся совершенно невыносимый запах одеколона, поэтому я старался шагать в ногу, избегая возможности оказаться в радиусе распространения этого аромата.
Председатель жил, как выяснилось, ближе к Погосту. Его дом сильно не отличался от остальных. Не скажи Андрюха, что именно это стандартное деревенское жилье принадлежит главе колхоза, никогда бы не подумал. Реально. Дом, как дом. С одной стороны имелся точно такой же, соседский. С другой — улица разрывалась большим, просторным лугом, по которому на привязи ходили несколько коз. Далее — виднелось кладбище.
Мы приблизились к воротам, братец толкнул калитку, которая оказалась не заперта. Створка, тихо скрипнув, отворилась и мы, не ожидая подвоха, вошли внутрь.
Во дворе — никого. Позвали хозяев — тишина. Точно никого.
Кроме … собаки. Когда эта самая собака вышла из-за угла, у меня сердце натурально ушло в пятки. Хотя… Наверное, это было не сердце… Я впервые понял смысл выражения, «яйца свело от страха». Таких здоровых псов не видел никогда. А видел я много чего. В прошлой жизни, естественно.
Здоровенный, почти с теленка, мутант, покрытый шерстью так, что за ней не было видно глаз. Не знаю, имелась ли у него порода, но вот собачьих рефлексов, как неожиданно оказалось в следующую минуту, точно не было. Кобель, а усомниться в половой принадлежности мешало весьма заметное достоинство, подбежал к нам, топая своими лапищами, будто слон, и принялся вылизывать руку Андрюхе. Поначалу, когда он рванул в нашу сторону, я чуть не повторил олимпийский рекорд прыгуна с шестом, но только без шеста. Было реально огромное желание метнуться к воротам и перемахнуть через них на улицу. У калитки стоял мой сволочной братец, значит той дорогой на свободу можно пробиться только протаранив родственника. Однако, и это безумно радовало, собака оказалась то ли доброй, что очень удивительно для такого телка, то ли неадекватной, что вообще не удивительно для Зеленух, то ли просто знала Андрюху.
Классный охранник. Ничего не скажешь. Псина виляла хвостом и была очень счастлива нас видеть. Только что пузом по земле не ползала.
— Мляха муха… — Протянул братец, застыв, как вкопанный. — Вот это мы попали, прям в жир ногами… По самые помидоры…
Причем лицо у него было совершенно серьезное и даже напряжённое.
Я реакции Переростка не понял. Поэтому уточнил.
— Ты чего? Что не так?
— Тебе председатель сказал домой идти? — Поинтересовался братец, по-прежнему не двигаясь с места. У него по лбу даже скатилась капля пота.
— Ну… сказал, чтоб я подошёл к нему.
— К нему…. Придурок ты, Жорик. Это значит в сельсовет. Дома никого нет. Видишь, Мухтар не привязан. Твою мать… Мухтар…
Пёс, услышав знакомое имя, запрыгал на месте от радости, а потом принялся с удвоенной силой облизывать Андрюху, переместившись от рук к лицу, потому что встал на задние лапы, а передние положил братцу на грудь. Переросток сопротивлялся, но как-то вяло. У меня вообще возникло ощущение, он собаку все же побаивается.
— И что? Нормальная псина. Смотри, как радуется. Ему скучно, наверное, дома одному. Чего не так? Раз не привязали, значит просто добрый, не смотря на свои размеры.
А кобель был реально огромный. Не знаю, какие породы смешались в процессе его зачатия, возможно та самая собака Баскервилей присутствовала среди собачьего генофонда, но, опираясь передними лапами об Андрюху, он был почти одного с ним роста.
— Добрый пес. Да. Манданешься, какой добрый. Много историй о нем ходит… Особенно о его доброте. Вот только… Хотя… Да. Чего это я. Идём. Раз никого дома нет. Выходи за калитку. — Андрюха крутил головой, уворачиваясь от языка любвеобильного кобеля, поэтому слова бросал короткими фразами.
Я посмотрел на довольного до одури Мухтара. У того от счастья, из пасти текла слюна, капая на рубаху братца, а хвост мотылялся из стороны в сторону с таким восторгом, что рядом с Переростком образовалось место, где не было не только грязи, но и скоро земли как таковой тоже не будет. Псина ухитрялся ещё как-то приседать на задние лапы, и молотил своим здоровым, мохнатым отростком прямо по земле. В данном случае имею в виду хвост, хотя и тем вторым отростком тоже вполне мог бы молотить. Подвоха никакого я не увидел, поэтому, несмотря на бледноватый вид братца, решил, может, ему просто от своего же запаха, наконец, стало дурно. Поэтому так странно себя ведет. Но собака вообще нормальная. Слишком даже любвеобильная.