Колхозное строительство 4
Шрифт:
Пётр Миронович Тишков знал, чем всё закончится. Правда, были два момента: во-первых, Пражскую весну «подогрело» известное письмо Александра Солженицына IV Всесоюзному съезду советских писателей, которое прочитали и в Чехословакии. Теперь нет ни Солженицына, ни письма. А во-вторых, есть ещё один нюансик: у Петра был план, как превратить поражение в победу.
Проверить его в действии пока невозможно, но вот довести до фигурантов как раз пора — а то ведь тех же дров наломают. Ну и почти в-третьих имелось.
После всенародного обсуждения о разделении страны на федерацию
Одним словом, накатал план на бумаге и пошёл к Гречко.
Андрей Антонович пробежался глазами по бумаге, перепечатанной Филипповной, и высморкался.
— Извини, простыл. Оделся по-летнему, а тут дождик холодный, — засунул платок обратно в карман и как-то боязливо снова придвинул листок.
— Что скажешь? — поторопил маршала Пётр.
— Думаешь, дойдёт до этого? — кивнул на листок Гречко.
— Даже думать не надо. Мне вон позвонили вчера с города Страконице, где мотороллеры делают наши представители, и говорят, что в Праге все ходят с плакатами: «Иван, уходи домой!», «Твоя Наташа найдёт себе другого!», «Не по-чешски не говорить!». Как думаешь, кто эти Иваны, которых Наташа не дождётся?
— Сволочи! Довелось мне с ними на фронте воевать. Те ещё фашисты, похуже немцев. Ладно, предположим, что всё будет так, как ты написал, — начнутся требования о выходе из ОВД и выводе нашего контингента. Тогда вообще не понятно, почему нам сразу не ввести войска. Даванём одновременно из ГДР, Польши и Венгрии, и группу захвата к их правительству.
Точно, так и поступили в реальной истории — и подняли бучу по всему миру, а у себя всколыхнули почти увядшее диссидентское движение.
— Вот смотри, Андрей Антонович. Вводим мы войска — и получаем из чехов врагов навсегда. Там и так русофобия через край бьёт, мы для них — оккупанты. Вечно будут нас ненавидеть и при любой возможности пакостить. Нигде я в рассуждениях не ошибся?
— Допустим, прав. И что, по-твоему, немцы лучше?
— Ты невнимательно прочитал, товарищ маршал. Поляки, венгры, болгары и румыны пусть вводят свои войска — не очень много, просто чтобы продемонстрировать присутствие, но не в Прагу. Лучше — в Братиславу и другие города Словакии. А в Прагу на танках въедут немцы. Много. Все, что есть в ГДР. Сколь народу у них в армии?
— Около ста тысяч человек. Две бронетанковые дивизии, четыре мотострелковые, десяток артиллерийских полков, девять полков ПВО, один авиаподдержки, ну и прочая шушера, — не задумываясь, выдал министр обороны.
— Авиаподдержку не надо, и девять полков ПВО — тоже. Хватит двух бронетанковых дивизий, четырёх мотострелковых и артиллеристов.
— А армия Чехословакии?
— Ты позвонишь их министру обороны. Как его?
— Мартин Дзура. Генерал-полковник. На днях присвоили.
— Вот. Ты, Андрей Антонович, позвонишь, этому генерал-полковнику Мартину Дзуре и скажешь: если чешская армия вмешается в наведения порядка, то Прагу мы сотрём с лица земли. Как Дрезден, в руины превратим.
— Позвоню, предположим. А что немцы?
— Вот! Немцы — это главное. Они наводят порядок максимально жёстко. Пусть стреляют во всё, что шевелится, пусть в окна домов закидывают гранаты. Пусть хватают писателей и журналистов, расстреливают прямо на улице и трупы не дают убирать. Одним словом, ведут себя, как обычные порядочные немцы.
— Да охренеть! Кто же на это пойдёт? И, главное, зачем? — отшатнулся министр.
— А что бы ты сделал на месте руководства Чехословакии?
— Ну, завопил бы по радио на весь мир.
— Завопил — и что? Американцы войска введут? Нет. В ООН поругают, но немцев — там ведь наши военные не будут принимать участие. Ну, пожаловались — немцы только злее стали.
— Обратился бы к Брежневу.
— Точно. Так и сделают. А Брежнев промолчит. Дальше?
— Да, нечего делать, попросил бы вывести немецкие войска и ввести наши.
— Всё! Сам всё рассказал. Мы выводим немцев и вводим наши части. Мир. Труд. Жвачка. Устраиваем им там перевыборы, делим, как они и попросили, страну на три республики — и начинаем строить коммунизм с человеческим лицом. Они, конечно, будут понимать, что это всё игра, но рыпнуться не посмеют — а то ведь повторить можно Anschluss, подключение к немецким ценностям.
— Нда. Тут я сам ничего не решу. Тут Политбюро. Брежнев, Косыгин, Громыко.
— Конечно, Андрей Антонович. Ты им свой план расскажи. Меня только не засвечивай.
— Почему?
— Брежнев меня как-то просил не лезть в твои дела, вообще в дела военные.
— Ох, хитришь. Ладно, попробую.
На следующий день звонок поздно вечером.
— Петро, не спишь?
— Нет, Леонид Ильич.
— Я ведь Саше верил (это об Александре Дубчеке). Правильным коммунистом считал, думал — вот он начнёт, а потом мы и у себя такие реформы проведём. А теперь чего? Кому верить? (Где-то это уже было!) Завтра с утра в кабинете жду. Прямо к восьми приезжай, расскажешь свой план.
— Какой план?
— Не придуривайся. Расколол я маршала. Он вояка хороший, а стратег никакой. Там твои уши за километр видно.
Глава 22
— Папа, а кем тётя Роза работает?
— Она музыковед!
— Пап, так музыковед — это же мужчина, а она, значит, — музыковедьма!
Что можно сказать о «Битлз»? Первое — точно не дураки. Дураки бы десяток лет на первых местах во всех хит-парадах не задержались бы. Второе — у них очень и очень неплохой продюсер. Для своего, конечно, времени. Третье — менеджер тоже не дурак. Переводим на русский: ребята не просто так погулять вышли. Их нельзя недооценивать — да Пётр и не собирался.