Колька и Наташа
Шрифт:
— А вот некоторые, — сказал, покашливая, Остров, — говорят, что необязательно, дескать, учиться, воевать можно и без грамоты.
Ездовой поперхнулся дымом.
— Это вы всурьез? — насторожился он.
— Есть, есть такие, — заговорщицки улыбнулся Остров, не спуская с Кольки прищуренных глаз.
Ездовой отбросил цигарку.
— Да кто так может болтать? Вы покажите нам такого человека. Мы вот на фронт отправляемся, а учим буквы, азбуку. А он? Поглядеть бы на него!
Колька испуганно попятился к двери,
— Да вы хоть спросите мальчонку. Слышь, паренек, как ты думаешь?
Колька подавленно молчал. Он чувствовал себя уничтоженным. Выручили его удары о рельс — сигнал начала нового урока.
Остров с Колькой вышли в коридор.
— Ну, как? — спросил Остров.
— Дядя Андрей, — поднял на него глаза Колька, и его голос дрогнул, — я думал на фронт…
— А нужно тебе в школу! — Остров обнял его за плечи. Хороший ты паренек, Коля. И твое желание идти на фронт — очень благородно. Но ты еще мал, Коля, понимаешь, дружок, мал. Это за тебя делают взрослые. А у тебя еще будет много дел! Неужели все завоеванное мы должны передать безграмотным людям. Как думаешь?
Колька посмотрел в глаза Острову.
— Я буду учиться, дядя Андрей, даю слово. Буду стараться изо всех сил.
— Ну вот и отлично. Я знал, что ты меня поймешь. Владимир Ильич Ленин, посылая меня в ваш город, сказал, Коля, что мы должны победить контрреволюцию ради вас, наших детей, ради того, чтобы вы могли спокойно учиться, быть счастливыми.
Остров взял Кольку за руку и повел его на улицу, навстречу ясному солнцу, шумной звонкоголосой весне.
Часть II
Глава 1. Дом миллионера
Колька, Наташа, Генка и Каланча с жадным любопытством рассматривали чугунную ограду роскошного особняка миллионера Федорова. Затейливый рисунок решетки, гранитные столбы, увенчанные вазами, вызывали восхищение ребят.
В особенности понравилась веранда, разноцветные стекла которой, весело переливаясь на солнце, играли всеми цветами радуги.
О старом тенистом саде уже и говорить нечего. В тишине то и дело раздавались глухие удары падающих перезрелых яблок, груш.
— Ой, как тут хорошо, мальчики! — восторженно прошептала Наташа.
— Даже не верится, что это наше. Самый лучший дом в городе! Аж дух замирает, — сказал Колька.
— Это, пожалуй, почище самой лучшей ночлежки! Небось, тут днем с огнем клопа не сыщешь, — отозвался Каланча и почесал затылок.
Не выдержал и Генка:
— Теперь это наше, музыканты!
Действительно, все принадлежало им: и большой дом, и сад, и двор, заросший лопухом и ромашкой, и крепкие амбары, и конюшни с тесовыми воротами, и даже одичавшая рыжая кошка, которая притаилась в собачьей будке, явно надеясь сцапать какого-нибудь легкомысленного воробья.
— Амбары надо будет снести. Зачем они школе? В них одни крысы, — глубокомысленно рассудил Генка.
Каланча высокомерно хмыкнул, а Колька сурово заметил:
— Какие там крысы? Видишь, какая кошка худая?
Все посмотрели на тощую кошку.
Потом внимание ребят привлекли разноцветные стеклышки, валявшиеся около веранды. Как хорошо, наверно, смотреть через них на солнце! Генка с наигранным безразличием толкнул носком осколки.
— Забавные, — протянул он. — Очень… — и твердо решил при первом удобном случае набить ими карманы. То же самое подумали и Колька с Наташей.
Каланчу же стекляшки не заинтересовали. Потоптавшись на месте, он направился к конюшне, на ходу пугнув кошку.
— Ты зачем туда? — насторожился Колька. — Договорились ведь ждать комиссию.
— А мне надоело. Схожу посмотрю, как у Кирилла жили лошади. Айда со мной!
Соблазн был велик. Кто из мальчишек города не восторгался рысаками Кирилла Федорова, запряженными в лакированные экипажи. Не лошади — огонь! Всем хотелось пойти. Но ребята обещали Марии Ивановне ни к чему не притрагиваться до ее прихода.
Колька вдруг решил:
— Иди, иди, если загорелось.
Сопровождаемый завистливыми взглядами товарищей, Вася лихо открыл ворота конюшни. Из неубранных пустых стойл остро запахло навозом. Каланча сморщил нос. Ребята прыснули. Дальше Каланча не пошел, посмотрел на дом.
Всех жгло любопытство: как он выглядит внутри?
На двери висел замок. Конечно, для Каланчи открыть его не составляло особого труда. Он выжидающе оглянулся на товарищей.
Генка, убежденный, что никто за ним не следит, осторожно подбирал стеклышки.
Наташа любовалась городом.
Особняк стоял на горе. Отсюда хорошо были видны площадь с церковью, на колокольне которой гнездились голуби. Дальше четырехугольные башни кремля с пятиглавым громадным Успенским собором.
Весь город изрезали каналы, речки: Кутум, Казачий ерик, Адмиралтейский — всех не перечислить. У грязных берегов — рыбницы, а рядом, на суше — рыбопосолочные палатки.
А вот и Волга с портовыми постройками, причалами рыболовецкого флота, с рейдовыми и морскими танкерами, наливными речными баржами, пароходами, шхунами.
Посреди реки неторопливо двигался большой белоснежный пароход. Девочке чудилось, что она даже слышит, как он, предостерегая плавучую мелочь, снующую взад и вперед, сурово басил: «По-бе-ре-гись!»
Колька уголком глаз заметил, как Каланча боком пошел к двери, достал из кармана гвоздь и начал ворочать в замке.
«Пусть повозится. Вряд ли ему удастся что-нибудь сделать, — подумал Колька. — А, может, что натворит? Узнает Мария Ивановна, расстроится». И Колька уже зло посмотрел на Каланчу. Генку и Наташу тоже возмутило Васькино нахальство.