Коллапс
Шрифт:
Но мы не можем слишком полагаться на эту дату — 1435 год, — потому что радиоуглеродный метод датировки имеет погрешность в несколько десятков лет. Следующее посещение Гренландии европейцами, о котором имеются достоверные свидетельства, относится к 1576–1587 годам, когда английские мореплаватели Мартин Фробишер и Джон Дэвис увидели Гренландию во время одного из своих плаваний и причалили к ее берегам. Там они встретили инуитов, были поражены их разнообразными умениями и приемами, обменялись с ними товарами и похитили нескольких для того, чтобы показать в Англии. В 1607 году была снаряжена первая датско-норвежская экспедиция специально для поиска Восточного поселения, но само это название ввело исследователей в заблуждение, так что экспедиция безрезультатно обследовала восточное побережье Гренландии и, естественно, не обнаружила там никаких следов скандинавских поселений. На протяжении всего XVII века из Дании и Норвегии отправлялись другие экспедиции на поиски загадочно исчезнувшей колонии, а голландские и английские китобойные суда время от времени заходили во фьорды Гренландии и похищали инуитов, которые (как ни трудно нам себе это представить)
Наконец, в 1721 году в Гренландию отправился норвежский лютеранский миссионер Ханс Эгеде, убежденный, что похищенные и привезенные в Европу инуиты — потомки норвежцев-католиков, волею судеб отлученных от Европы еще до Реформации, обратившихся в язычество и, следовательно, отчаянно нуждающихся в христианском миссионере, который бы привел их к истиной вере (в данном случае лютеранской). Случилось так, что Ханс Эгеде высадился именно в фьордах Западного поселения, где, к его удивлению, он встретил только туземцев, очевидно инуитов, а вовсе не норвежцев. Они показали ему развалины бывших норвежских ферм. По-прежнему считая, что Восточное поселение лежит на восточном побережье Гренландии, Эдеге отправился туда на поиски и, естественно, не нашел никаких следов норвежцев. В 1723 году инуиты показали ему другие развалины норвежских строений, в том числе церковь Хвалсей, на юго-западном побережье — там, где, как мы сейчас знаем, и располагалось Восточное поселение. Это заставило Эгеде признать, что гренландская колония действительно погибла, и начать исследование причин ее гибели. Из фольклора инуитов Эдеге узнал о сменявших друг друга периодах дружественных и враждебных отношений с бывшим населением колонии и задумался, не были ли норвежцы в конце концов уничтожены инуитами. С тех пор поколения путешественников и археологов пытаются решить эту загадку.
Давайте подведем итог: что же остается невыясненным в судьбе гренландской колонии? Глубинные причины ее угасания не вызывают сомнений; археологические раскопки верхних слоев мусора в Западном поселении, свидетельствующие о последних месяцах его существования, говорят нам кое-что и о непосредственных причинах гибели. Но у нас нет аналогичных данных о том, что случилось в последние годы существования Восточного поселения, так как здесь верхние слои не исследованы. И тут я не могу удержаться, чтобы не предложить свой вариант завершения этой грустной истории.
Мне кажется, что конец Восточного поселения наступил скорее внезапно, чем постепенно — как развал Советского Союза или как гибель Западного поселения. Гренландская колония напоминала карточный домик, для поддержания которого требовалась очень точная балансировка, и его устойчивость целиком зависела от силы церковной и гражданской властей. Авторитет той и другой мог быть в значительной степени подорван, когда обещанные корабли из Норвегии перестали появляться в Гренландии, а климат становился все холоднее. Последний епископ Гренландии умер приблизительно в 1378 году, но на смену ему из Норвегии нового не прислали. Однако в гренландской колонии социальная легитимность зависела от надлежащего функционирования церкви: священники должны были рукополагаться в сан епископом, а без рукоположенного священника нельзя было креститься, венчаться или по-христиански хоронить усопших. Как могло продолжать функционировать общество, когда умер последний священник, рукоположенный в сан епископом? Аналогично авторитет вождя зависел от того, имелись ли у него ресурсы, которые он мог распределять между подданными в тяжелые времена. Если жители бедных ферм умирали от голода, в то время как их вождь благоденствовал на соседней богатой ферме, вряд ли бедные фермеры слушались вождя до последнего вздоха.
В сравнении с Западным поселением Восточное лежит на несколько сот миль к югу и соответственно является менее рискованным местом для выращивания и заготовки сена. Территория Восточного поселения могла прокормить большее количество жителей (четыре тысячи в сравнении с тысячей в Западном), и соответственно жизнь там могла продолжаться дольше. Конечно, похолодание климата в конце концов оказало негативное влияние на Восточное поселение так же, как и на Западное: просто для того, чтобы поголовье скота на фермах Восточного поселения сократилось до критического значения и начался голод, потребовалось больше времени, чем в Западном поселении. Понятно, что и в Восточном поселении мелкие и расположенные на менее удачных местах фермы начали голодать первыми. Но что могло случиться в Гардаре, где были два огромных хлева, каждый из которых рассчитан на 160 коров, и несчетные стада овец?
Я предполагаю, что в конце концов Гардар стал похож на переполненную спасательную шлюпку. С уменьшением продуктивности пастбищ и количества заготавливаемого сена весь скот на мелких фермах Восточного поселения погиб от голода или был забит и съеден, и их жителям не оставалось ничего иного, кроме как пытаться перебраться на более крупные фермы, где еще оставалось какое-то количество скота: Браттахлид, Херьольвснес и — последнее прибежище — Гардар. Власть настоятеля собора в Гардаре и гардарских землевладельцев признавалась жителями до тех пор, пока те доказывали, что их покровительство и Божья помощь дают защиту и обеспечивают благоденствие. Но голод и связанные с ним болезни должны были нарушить доверие к властям примерно так же, как, судя по описанию древнегреческого историка Фукидида, это произошло в Греции на две тысячи лет ранее, во время эпидемии чумы в Афинах. Толпа голодных людей ворвалась в Гардар, и уступавшие численностью церковные и светские лидеры не смогли помешать им забить и съесть последних овец и коров.
Имевшиеся в Гардаре запасы, которых могло бы хватить самим жителям этой фермы, сумей они уберечь свое добро от оголодавших соседей, были съедены в последнюю зиму, когда все оставшиеся в живых торопились
Завершающая сцена в Гардаре представляется мне похожей на то, что я видел в 1992 году в моем родном Лос-Анджелесе во время так называемого мятежа Родни Кинга, когда оправдательный приговор по делу четверых полицейских, обвиняемых в жестоком обращении с чернокожим, вызвал волну беспорядков: тысячи людей из бедных районов вышли на улицы, громя здания и убивая жителей соседних, более благополучных районов. Намного превосходившая толпу мятежников полиция додумалась лишь до того, что оградила желтой пластиковой лентой улицы богатых кварталов в бесплодной попытке усмирить бунтовщиков. Сегодня мы все чаще видим подобные ситуации, разворачивающиеся в глобальном масштабе, когда нелегальные иммигранты из бедных стран стараются забраться в «переполненные лодки» богатых государств, а пограничный контроль способен остановить этот поток не более, чем владельцы Гардара или лос-анджелесские полицейские с их желтой пластиковой лентой. Эта аналогия побуждает нас еще внимательнее присмотреться к истории гибели гренландской колонии, не отмахиваться от нее как от всего лишь трагедии маленького поселения в неблагоприятных природных условиях, не имеющей значения для современного мира и нашего богатого общества. Восточное поселение тоже было большим и богатым в сравнении с Западным, но их ждал один финал; просто для Восточного поселения он наступил чуть позже.
Была ли гренландская колония, пытавшаяся сохранить привычный образ жизни, не соответствующий природным условиям, обречена на гибель с самого начала, так что голодная смерть являлась лишь вопросом времени? Была ли экономическая стратегия викингов — ведение фермерского хозяйства — заведомо проигрышной в сравнении с охотой и собирательством, которые практиковали индейцы, обитавшие в Гренландии с теми или иными промежутками в течение тысяч лет до появления викингов?
Я так не считаю. Вспомним, что до появления инуитов были как минимум четыре волны заселения Гренландии с востока, из канадской Арктики. Разные племена североамериканских индейцев, живших охотой и собирательством, приходили в Гренландию, чтобы прожить там какое-то время и в конце концов исчезнуть, как их предшественники. Причина в том, что флуктуации климата в Арктике вызывают значительные изменения численности, миграционных путей и даже ареала обитания многих животных — северных оленей, тюленей и китов, — от успеха охоты на которых зависело выживание этих племен и которые могли в случае неблагоприятных климатических изменений попросту исчезнуть полностью из данного района. Хотя инуиты смогли выжить в Гренландии в течение восьми столетий, они также испытывали на себе влияние этих колебаний количества дичи. Археологи обнаружили множество домов инуитов, жители которых умерли от голода и холода, и их тела так и остались непогребенными. Во времена датской колонизации в датские поселения нередко приходили инуиты, сообщавшие, что они — последние оставшиеся в живых обитатели той или иной деревни, все остальные жители которой умерли от голода.
По сравнению с инуитами и всеми предшествующими обитателями Гренландии, жившими охотой и собирательством, у скандинавов имелось огромное преимущество: дополнительный источник пищи в виде домашнего скота. Фактически единственная выгода, которую инуиты могли извлечь из биологической продуктивности гренландских растительных сообществ, — это охота на северного оленя (и еще на зайца, представлявшего собой дополнительный источник пищи), кормившегося этими растениями. Викинги также охотились на оленей и зайцев, но, кроме этого, их коровы, овцы и козы паслись на гренландских пастбищах, превращая растения в молоко. В этом отношении у викингов потенциально была более широкая пищевая база и больше шансов на выживание, чем у любых предыдущих обитателей Гренландии. Если бы викинги, используя многие источники пищи, которые также использовали индейцы в Гренландии (в частности, северного оленя, мигрирующих и обыкновенных тюленей), расширили бы свой рацион, включив в него и те источники, которыми они, в отличие от индейцев, по той или иной причине не пользовались (а именно рыбу, кольчатую нерпу и китов, кроме выброшенных на берег), — они могли бы выжить. То, что они не охотились на кольчатую нерпу и китов и не занимались рыбной ловлей, было их собственным решением. Викинги умерли от голода, имея вокруг множество неиспользуемых источников пищи. Почему они сделали такой выбор, который с нашей просвещенной позиции кажется самоубийственным?
На самом деле, с точки зрения самих викингов, с учетом их знаний и представлений о мире, а также имевшегося у них опыта, такое решение было не более самоубийственным, чем многие наши решения сегодня. Их позиция определялась четырьмя группами факторов. Во-первых, флуктуации климата Гренландии, даже с точки зрения современных экологов и агрономов, таковы, что человеку сложно выжить в этих условиях. Викингам одновременно повезло и не повезло — они прибыли в Гренландию в период, когда климат был сравнительно теплым. Поскольку они не жили там раньше, они не знали, что теплые и холодные периоды сменяют друг друга, и не могли предвидеть грядущего похолодания и связанных с этим трудностей в поддержании животноводческого хозяйства. После того как в XX веке датчане вновь привезли в Гренландию коров и овец, новоявленные фермеры повторили ошибки викингов, приведшие к почвенной эрозии в результате вытаптывания пастбищ, и быстро отказались от коров. Современная Гренландия не является самодостаточной страной, она в значительной степени зависит от датской помощи и от выплат Евросоюза по рыболовным квотам. Таким образом, сложная структура хозяйства средневековой колонии викингов, позволявшая им существовать в этих условиях в течение 450 лет, даже по современным меркам является впечатляющим достижением, и решения, которые принимали ее жители, вовсе не были самоубийственными.