Колледж Некромагии. Самый плохой студент
Шрифт:
– Молодой господин!
Он обернулся. У решетчатого забора, прижимаясь к нему, стояла девушка в одежде служанки и призывно махала ему рукой.
– Молодой господин! – в голосе ее звучала тревога и нетерпение. – Да вы, вы! Скорее сюда! У меня для вас послание от одной известной вам дамы…
Рихард припомнил, что несколько раз видел эту девушку, кажется, в замке Магдалены. Он тряхнул Оливера за локоть:
– Мне надо отлучиться. Сам дойдешь?
– Угу, – кивнул тот, не отрывая глаз от лекций, прошел
Рихард, как котенка, вздернул друга за шиворот, помогая выпрямиться, пинком распахнул перед ним дверь, заталкивая приятеля в темное нутро первого этажа, и устремился к служанке. Та чуть не приплясывала на месте от волнения.
– Моя госпожа велела вам передать, – воровато оглянувшись, девушка сунула в протянутую руку небольшой запечатанный воском конвертик. Рихард узнал перстень-печатку графини.
– Как она…там?
– Вы все узнаете из письма, – торопливо прошептала служанка и отпрянула: – Мне надо идти. Простите!
Проводив ее взглядом – девушка улепетывала так, словно за нею гналась толпа упырей – Рихард вернулся к себе в комнату. Оливер ухитрился самостоятельно подняться на этаж и ковырял ключом в замке, не превращая чтения. Рихард сам открыл дверь, втолкнул приятеля – тот сразу опустился на свою койку – и сломал печать.
– Что там у тебя? – лекции лекциями, но любопытство оказалось сильнее страсти к учебе.
– От Магдалены, – коротко ответил Рихард.
Рука, выводившая строки, видимо дрожала и буквы прыгали, но изящный почерк не узнать было невозможно:
«Милый, нас разлучили, но таковы обстоятельства. Я готова объясниться, если вы согласны на встречу. На улице Трех Венцов есть Винный переулок. В его конце стоит старый дом, который когда-то принадлежал моей старой кормилице. Она отошла в мир иной, а дом остался заброшен. Приходите туда сегодня после вечерни. Я буду ждать вас там для окончательного разговора. Надеюсь на вашу порядочность. Прошу никому не рассказывать об этом письме. Приходите один. Магдалена ф. Хайнц».
– Ты пойдешь? – поинтересовался Оливер, когда Рихард зачитал ему записку.
– Должен, – пожал плечами парень. – Она просила…
– Ну и глупо.
– Почему?
– Хочешь слушать ее оправдания? И так ясно, что она скажет.
Рихард пожал плечами:
– Как порядочный мужчина, я должен туда пойти. Ей и так пришлось нелегко. Удивляюсь, как это муж вообще не высек ее и не отдал под суд за измену!
– А может, как раз и отдал? Ты-то откуда знаешь?
– Ее письмо. Вряд ли она написала его, сидя в тюрьме. И она приглашает меня на встречу…Узница не станет так писать!
– Кроме того, улица Трех Венцов на другом конце города. Где там Винный переулок, лично я не знаю. Наверное, недалеко от складов. Добираться туда час. А у нас через два часа практикум на кладбище. Ты уверен, что успеешь? Разговор может затянуться!
– Ну и что? – отмахнулся Рихард. – Ты же меня прикроешь в случае чего? Пойми, я ее все-таки… ну, люблю…И она меня – тоже… во всяком случае, нам с нею было хорошо. И не забывай, что она снабжала нас деньгами…
– Ладно, – отмахнулся Оливер. – Лети уж… на крыльях любви! Но если опоздаешь больше, чем на полчаса – пеняй на себя! Сам знаешь, мэтр Сибелиус шутить не любит.
Да уж, преподаватель магии мертвых вообще не признавал шуток и даже, кажется, не умел улыбаться. Но отступать Рихард не хотел.
Дверь отворилась с тихим скрипом – совсем чуть-чуть, только чтобы можно было бочком протиснуться внутрь.
Комната, как комната. Старые, линялые обои с разводами от сырости. Исшарканный, исцарапанный пол. Рама на окне старая, рассохшаяся, и, судя по всему, прилегает неплотно – подоконник разбух от сырости, а цвет дерева под облупившейся краской свидетельствует о том, что дерево медленно, но верно превращается в труху.
Кругом в беспорядке навалены старые вещи, отслужившие свой век. Подушки и одеяла, источавшие запах плесени, продавленные сырые матрасы, разломанные стулья, какие-то тряпки и черепки. Даже стопка конспектов, перевязанная бечевкой. Листы потемнели и покоробились от влаги.
– Ну…здравствуй… Мне говорили, что надо поздороваться, когда входишь сюда… Я тебя не слышу, но надеюсь, ты слышишь меня. Здравствуй. Это я. Узнал?.. Наверное. Хочется думать, несмотря на то, что прошло столько лет. Ты, наверное, даже удивлен, увидев меня здесь. А я вот здесь.
Вещи вокруг навалены не просто так. Они уложены так, что оставался более-менее свободным проход в центре, чтобы можно было добраться до окна в боковой стене. И достаточно сделать несколько шагов, чтобы оказаться возле него. Комната угловая, окно освещает только часть ее, а дальний край, возле торцевой стены, погружен в сумрак.
Наверху, чуть дальше от окна, в глубине комнаты, нависает потолочная балка. Та самая потолочная балка, с которой несколько лет назад сняли тело повесившегося студента. На полу, конечно, давно не осталось никаких следов. Да и что там могло быть?
– Извини, что меня так долго не было. Я… сам знаешь, это не по моей вине. Родители были против. Они думали, что это опасно. Глупости! Я все равно здесь. И я не отступлю, пока не узнаю, кто в этом виноват. И тогда они все у меня попляшут.
В комнате было тихо. Так тихо, как бывает только в давно покинутых помещениях. Ни звука, ни скрипа. Но чье-то чужое присутствие ощущалось. Оно просто не могло не ощущаться – не зря же в этой комнате никто не мог надолго задерживаться, не то, чтобы ночевать.