Коллеги. Звездный билет
Шрифт:
– Простите, вы не в Кронштадте служили? – спросил Зеленин.
– Так точно! – изумленно рявкнул Тимоша. – Бывали там?
– Приходилось. Мы там были на практике. Как будто я вас видел.
Тимоша улыбнулся:
– И я смотрю, личность мне ваша вроде знакомая.
Они посмотрели друг на друга, и оба решили: хорошо, пусть будет так, будем считать, что мы действительно встречались в Кронштадте.
В третьем бараке стояло по меньшей мере сорок коек. Часть из них была аккуратно застелена и светилась белыми отворотами простынь, а другая часть была покрыта скомканными одеялами. Синие спирали табачного
– Здравствуйте, товарищи, – сказал Зеленин.
– Куда же делась эта сука, хотелось бы знать? – послышался громкий ленивый голос.
– За папиросами, видно, побег.
– Вот и ставь таких на хипиш.
Из дальнего угла крикнули:
– Тимофей, профессора, что ль, привел? Ну, пацаны, даст он нам сейчас прикурить!
В бараке начался гвалт. Парни бесцеремонно переговаривались, что-то орали, бросали с койки на койку папиросы. Кто-то засвистел.
– Тих-а! – громко раскатился Тимоша, и все сразу замолчали. – Ну, орелики, как протекает ваша болезнь? Федор, много грошей насшибал? А ты, Ибрагим?
– Ничего не знаю, не понимаю. Голова шибко болит, – быстро ответил Ибрагим и закрыл глаза.
– Сейчас вот мы разберемся, кто из вас порядочный человек, а кто скотина. Командуйте, доктор.
– Что это, товарищи, вы тут закупорились? – сказал Зеленин. – У вас тут не воздух, а прямо бурда какая-то.
В углу гыкнули.
– Эдуард Кузьмич, раздайте всем термометры.
– Бесполезно, – шепнул фельдшер, – подгоняют, черти.
– А вы проследите. Товарищи, прошу немедленно прекратить курение и открыть форточки. Гриппозный вирус боится свежего воздуха.
– Какой там вирус, – сказал Тимоша, – симулянты они все!
– Этого я не знаю.
Он подошел к крайней койке, по всем клиническим правилам расспросил больного, заставил его снять рубашку, выслушал, осмотрел горло. Парни под бдительным оком Тимоши заскучали, смирно поставили градусники под мышки. Худой и смуглый Ибрагим сидел на койке, натянув одеяло до подбородка, раскачивался и что-то мычал, заунывно пел, явно импровизировал. Зеленин прислушался.
– М-м-м-м… – тянул Ибрагим. —
Зовут меня в ударники,Чтоб я в бригаду к ним ходил…Зачем мне ваши кубики,Я свободный Ибрагим.Этот человек с печальными глазами, Ибрагим Еналеев, последние годы жил как бы в полусне. В пятьдесят третьем, когда амнистированные уголовники разлились по стране, он вместе с другими испытывал только дикую радость. Они бродили в толпах свободных людей, приглядывались к нормальной человеческой жизни и не знали, куда себя деть. Многие нашли свое место, начали новую жизнь, многие вернулись назад, не достигнув даже теплых земель, а некоторые, вроде Ибрагима, слонялись со стройки на стройку, с завода на завод, из города в город, не возвращаясь на прежнюю преступную дорогу, но и не решаясь избавиться от лагерных привычек и взглядов. Вербовались в отъезд и исчезали, получив подъемные,
Фельдшер сказал на ухо Зеленину:
– Этот здесь главный заводила. Он да три его дружка из амнистированных. Один местный, из Круглогорья. Дикая личность, я вам скажу. Посмотрите.
Зеленин повел взглядом в сторону кивка фельдшера и вздрогнул. У него давно уже было такое ощущение, словно кто-то стоит за спиной, готовый сжать так, что хрястнут кости. Теперь он понял, чем это вызвано: в упор на него, не мигая, смотрели серые страшные глаза. Они принадлежали парню атлетического сложения, который лежал поверх одеяла, скрестив на груди голые руки. Могучие эти татуированные руки с вяло перекатывающимися под кожей шарами бицепсов напоминали нажравшегося питона. Вообще, казалось, что парень только потому не крушит все вокруг себя, что в эту минуту он дьявольски сыт. Странная, очень странная усмешка блуждала на губах.
«Убийца!» – вдруг понял Александр, и у него ослабели ноги. Отвратительное ощущение слабости и беззащитности охватило его. Словно в гипнозе, он подошел к парню и сказал:
– Давайте градусник.
– Пожалуйста, доктор, – ответил парень неожиданно приятным, вежливым голосом, и Зеленин заметил, что он очень красив, у него правильные черты лица, вьющиеся длинные волосы льняного цвета.
Температура была нормальная. Зеленин послушал сердце, оно стучало в ритме мощного мотора. Легкие дышали, как мехи.
– Что у вас болит? – спросил он.
– Ничего, – широко улыбнулся парень.
– Голова, горло, живот?
– Все нормально. Душа немного болит.
– Отчего же?
– Влюбленный я.
Зеленин прочел на ногах парня надпись: «Они устали». Стало смешно. Он скрутил фонендоскоп и сунул его в карман. Странное, стыдливое чувство прошло – откуда оно взялось? – он снова обрел уверенность.
– Бюллетенчик надо продлить, – вдруг тихо и отчетливо проговорил парень.
– Это на каком же основании?
– По-свойски. Мы ведь с вами вроде бы сродственники.
– То есть? – опешил Зеленин.
– Предмет у нас один – Дашутка Гурьянова. – И вдруг рыкнул: – Понял, лепила?
– Перестаньте болтать чушь! – резко сказал Зеленин и пошел прочь, выпятив подбородок. «Вот оно что! Даша и этот сытый громила? Дико, непостижимо. Милая чистая девушка и… Значит, и обо мне болтают. Разве я давал повод?»
– Ну как, познакомились? – спросил фельдшер.
– Кто это?
– Федор Бугров.
Осмотр продолжался. Внезапно скрипнули двери, и в барак, пошатываясь, вошел человек в заляпанной глиной спецовке. Как слепой, он прошел по проходу и свалился на койку. Тимоша бросился к нему, потряс его за плечо:
– Витька, друг, что с тобой?
– Я еще вчера велел ему соблюдать постельный режим, – сказал фельдшер, – а он, видите, опять на площадку уперся. Вчера еще температура была тридцать девять и три.
Тимоша хлопотливо и аккуратно раздел Витьку, сунул ему под мышку градусник, укутал одеялом. После этого он выпрямился, метнул взгляд в сторону Ибрагима и Федора и тихо, но внятно сказал:
– Сволочи!
Из двенадцати человек у четырех была повышенная температура, у остальных нормальная, но все, кроме Бугрова, жаловались на головную боль, ломоту и дурноту.