Коллекционер ночных бабочек
Шрифт:
– Я хотел узнать о предыдущей хозяйке квартиры.
– Я хозяйка квартиры. – Женщина тряхнула головой, отбрасывая с лица седые локоны.
– Этот факт я не оспариваю. Но я же говорю – предыдущей! О Любови Савицкой. Насколько мне известно, она была вашей родственницей…
– Вот именно! Родственницей! Все по закону, квартира наша!
Сальери совершенно не понимал, зачем нужно вопить об этом на весь подъезд. Можно подумать, он прибыл сюда на танке с претензией на драгоценные квадратные метры!
– Пожалуйста, не волнуйтесь так. С квартирой это вообще не связано!
– Все, что связано с Любкой, связано и с квартирой! Так что не надо
– Но…
– Когда она умерла, мы вообще в Кирове были! Ничего не знаю!
– Да я же…
– Есть обвинения – приходите с приставами! А пока – до свидания!
Не дожидаясь ответа, она захлопнула дверь прямо перед его носом. Сальери, конечно, мог бы звонить и дальше, стараясь взять склочную тетку измором. Вот только смысла он в этом не видел. Эта затянутая в плюш валькирия заведомо настроена против разговора…
– Вот ведь колхозница, да? Уже сколько лет мы мучаемся…
Недавняя собеседница Сальери так орала, что услышать что-либо еще было нереально. Поэтому он и пропустил момент, когда открылась соседняя дверь на этой же лестничной клетке. Обернувшись, мужчина увидел старушку в сером шерстяном платье, да еще и с наброшенным на плечи пуховым платком. Она была одета не по погоде, не вписывалась в окружение и казалась иллюстрацией к какой-нибудь детской сказке – такая типичная бабушка-одуванчик.
– Мадам не очень общительна, – признал Сальери.
– Это еще лучшее из ее проявлений! Вам повезло, что вы ее трезвой застали. Была бы пьяной, могла бы и драку устроить. Вот за что нам это? Когда Любочка была жива, все было замечательно! Здоровались каждый день, помогали друг другу! А эти… во что они квартиру превратили?! Свалка, а не жилье!
Слушая ее, Сальери начинал понимать, что у его визита еще есть шанс на успех. Соседка определенно застала Любовь Савицкую, может, и дочь ее помнит. Главное, чтобы бабулю память не подвела!
Есть смысл хотя бы попытаться…
– Может, вы сможете мне помочь? Я ищу дочь Любови, Ольгу, и хотел поговорить с ее родственниками…
– С этими-то? – Старушка одарила потрепанную дверь гневным взглядом. – Даже не пытайтесь! Они никому не помогают, ни за деньги, ни за так! Только просить и брать умеют! Не удивлюсь, если они были причастны к убийству Любочки, хоть и кричат на каждом углу, что они в это время были в Кирове! А зачем кричат? Уже больше десяти лет угомониться не могут! Значит, совесть нечиста!
Из квартиры Савицкой послышалось гневное бурчание, но дверь так и не открылась.
– А что, Любовь Савицкую убили? – удивился Сальери.
Никто из них, собирая информацию об Ольге, не удосужился узнать, что случилось с ее матерью. Это казалось логичным: Любовь была, мягко говоря, немолода, а тут еще такой стресс…
– Убили, горемычную, – покачала головой соседка. – Ей вообще всю жизнь не везло! Ни в чем… Судьба такая! Первый муж пил, потому рано умер. За второго она уже вышла после сорока, а тут вдруг – дочку родила! Она обрадовалась, а муж ее – нет. У него уже были трое детей, он не хотел снова жить в квартире, где ребеночек маленький. Он потому и женился на Любочке, что считал, что она слишком старая, чтобы родить… А за природу решать не надо! Люба, конечно, огорчилась, что он таким подлецом оказался, но у нее другая радость была – Оля.
– Значит, она растила дочь одна?
– А как же иначе? Замуж бы ее никто в таком возрасте с дитем не взял, да она и не хотела. Родственников в Москве у нее не имелось:
– Она хоть с матерью общалась? – уточнил Сальери.
– Общалась, но мало. Раз в неделю позвонит да по праздникам поздравит – все. Любочка почти ничего про ее жизнь не знала. Олька, видно, не хотела, чтобы ее новые друзья выяснили, откуда она родом, что семья у нее – одна мать, да и та бедная… А потом у нее ребенок родился. У Ольки, в смысле. Она об этом Любочке по телефону сказала. Та, конечно, захотела увидеть малышку. А вот вам! – Старушка скрутила совершенно несоответствующую ее благолепному образу фигу. – Оля ее знать не желала, близко к ребенку не подпускала! Любочка помучилась и снова стерпела. А что делать? Родная кровь, на нее зло таить не будешь! Она только радовалась, что у Ольки ее непутевой личная жизнь наладилась. Так продолжалось долго, несколько лет. И вдруг… не знаю, что произошло. Но у Любочки будто свет в сердце потушили. Разом стала какая-то старая, измученная, я ее еле узнавала! Первым делом я спросила про внучку и дочку: все ли живы? Ведь это мать раньше всего убивает! Люба сказала, что все живы, и разговор прервала. Значит, все-таки было это связано с Олькой! С тех пор мы практически перестали общаться. Раньше то она ко мне в гости зайдет поплакаться, то я к ней заскочу. Но в последний год – совсем мало общения, каждое слово через силу. Не только мне, вообще всем, кто пытался заговорить с ней. Она целыми днями где-то пропадала…
– И никому не сказала где?
– Кому? Друзей у нее было мало, только среди соседей. Да и мы к ней не слишком приставали, думали, что имеет она право на свое молчание. А потом ее не стало! Теперь уж корю себя, что не расспросила ее толком… Может, если бы я была внимательней, этого бы не случилось!
– Вряд ли. Такие вещи одним разговором не решаются… Расскажите, как она умерла.
Смерть Любови Савицкой определенно не относилась к тем несчастным случаям, которые могут произойти с каждой пенсионеркой. Она возвращалась домой вечером – не слишком поздно, но зимой темнеет рано. Двое мужчин поджидали ее в подъезде. Позже следствие пришло к выводу, что это были наркоманы, хотя всех местных «нариков» соседи знали, а этих двоих те, кто их заметил, видели впервые.
Но заметить-то заметили, а значения не придали. Подумаешь, стоят двое прилично одетых мужчин, греются! Пиво не пьют, матом не ругаются, ни к кому не пристают – и ладно!
Не пропустили они только Савицкую, будто ее и ждали. Пожилую женщину выволокли на улицу и забили железными прутьями. Первый же удар оглушил ее, поэтому криков не последовало. Света в той части двора не было, и тело обнаружили лишь наутро.
А нападавших и вовсе не нашли. Выяснилось, что лиц их никто не запомнил. Слишком профессионально для обычных наркоманов: быть у всех на виду, но при этом остаться «безликими». Впрочем, никому из следователей не пришло в голову, что бедную старушку могли заказать. Дело со временем признали «глухарем» и закрыли.