Коллекционер
Шрифт:
– Еще скажи, что ты этому не рад? – буркнул Олег. – Или мне к Седому пойти?
– Что ты, что ты! – Фарензи испуганно замахал руками. – Этот гад тебя обманет! Говорят совершенно точно, что он богохульник и еретик, и зря инквизиция не взяла его за жирную задницу! Давай, Соловей, показывай, чего принес, и не медли, во имя всех Кругов Возрождения!
Каждый предмет из рюкзака Олега он встречал довольным хмыканьем, улыбался и чуть ли пузыри не пускал, но как дошло до денег, принялся ныть и канючить, жаловаться на тяжелые времена и на то, что только что заплатил десятину и что младшей дочке надо приданое собирать… Расставаться с золотыми, что лежали у него в кошеле, Фарензи страшно не любил.
– Грабитель ты, – пробормотал он, провожая гостя. – Разорил меня как есть!
– Это запросто, – согласился Олег, прекрасно знавший, что торговец еще сегодня к полудню вернет потраченное, а к завтрашнему вечеру продаст все принесенное с Земли с хорошей прибылью.
Когда выходил от Фарензи, зацепился взглядом за невысокого рыжего паренька, что рылся в лотке с лекарствами в склянках… Серая рубаха, мешок за плечами, запыленные сапоги, вроде бы уже видел этого типа сегодня, и если память не подводит, то на вокзале, в тот момент, когда сошел с поезда. Совпадение? Очень может быть… а может быть, и нет.
Олег ходил в Центрум много лет, и до сих пор это не вызывало интереса ни у кого, кроме Пограничной стражи… может быть, коллеги Мануэля решили проверить челнока-землянина, разузнать, чем он на самом деле занят, с кем встречается, не таскает ли с родины что-нибудь запрещенное?
Что же, первым делом нужно выяснить, в самом ли деле это «хвост», а затем при необходимости избавиться от него.
– Не трожь, не купил, – вспомнил Олег любимую присказку и отправился бродить по базару.
По привычке слушал, о чем говорят люди. Болтали о том же, о чем всегда в последнее время, – о распутной младшей дочке монарха, о том, что правитель стал излишне ленив, что высшие иерархи церкви многое решают сами; о том, что на севере набирает силу безбожный Клондал, что Аламея вот-вот нападет на Сурган или наоборот; что в горах на юго-востоке появились шайки разбойников, которых кто-то тайно снабжает оружием и припасами…
И это не считая мелких сплетен о том, что у кого-то сын попал в школу миссионеров, что черная кошка принесла трех щенков, причем белых, что в одном из прибрежных поселков спалили ведьму…
Через полчаса Олег уверился в том, что рыжий – именно «хвост». Тот шел следом как привязанный, маскировался не особенно умело, но и не отставал, делал вид, что интересуется тем или иным товаром, но ничего не покупал, даже продуктов не пробовал.
Откровенно говоря, погранцы могли отыскать более умелого топтуна. Вряд ли его скромная персона имела шансы заинтересовать кого-либо еще. Хотя какая разница – в любом случае от «хвоста» нужно избавиться.
Олег не собирался посвящать посторонних, кем бы они ни были, в детали своего визита в Центрум… То, на что он тратит здесь большую часть времени, – исключительно его и только его дело и ничье больше…
Для начала заглянул в ряд, где торговали разной живностью, и приобрел клетку с сидящим внутри грызуном, сильно похожим на крысу – с голым длинным хвостом, острой мордочкой и умными глазками, но при этом с черными мягкими иглами, растущими в серо-бежевой шерсти. Без этого зверька ему сегодня не обойтись.
Обошел кругом забор вокруг Большой Ямы – арены, где в праздничные дни устраивались бои между людьми или между людьми и животными. Шмыгнул в один из торговых рядов, бегом одолел половину и свернул в узкий проход меж двумя палатками, отпихнул ногой удивленно взвизгнувшую псину.
Выскочил на Святой Пятачок, где, как обычно, вещал с телеги бродячий проповедник.
– Братья мои! – несся над Большим Рынком его мощный голос. – Тьма наступает! Видите ли вы знамения, Книгой Пророков означенные? Война, глад и мор ждут впереди!
Олег обогнул слушавшую проповедника толпу и пристроился к ней сбоку, стал одним из множества, но при этом расположился так, чтобы не пропустить рыжего, если тот явится сюда…
Ну точно, вот он, «хвост», запыхавшийся, с вытаращенными глазами. Теперь главное – не смотреть на него прямо, отвесить челюсть и изобразить на лице легкую придурковатость.
– Только союз под знаменем веры даст нам спасение! – продолжал вопить проповедник, дородный и мощный, в потрепанной рясе цвета вечернего неба, подпоясанной алым кушаком. – Все земли мира должны объединиться под святой властью Цада – и Сурган, и Оннели, и Хеленгар, и Лорея, – отринуть заблуждения еретические, принять истину!
Рыжий покрутил головой, будто потерявшая след охотничья собака, нахмурился и пошел дальше – прочь со Святого Пятачка, в ту сторону, где на сотни метров тянулись Ямы Старьевщиков.
Очень удачно – там можно бродить неделю и не обшарить всех закоулков.
Олег отклеился от толпы и, не слушая призывов покаяться и отдать все деньги матери-церкви, зашагал в противоположном направлении – через забитые женщинами ряды с одеждой и тканями, мимо Старой Бани, над которой поднимался дым, к ближайшему выходу с Большого Рынка.
Можно, в общем, уже и покинуть Лирмор, но есть смысл зайти еще в одно место.
Для начала покрутился по улицам, проверяя, не идет ли следом кто-нибудь еще. Никого не обнаружил и двинулся сквозь толпу в ту сторону, где над соседними зданиями возносилась мрачная и тяжеловесная, лишенная статуй и вообще любых украшений громада храма Восьми Грехов.
Рядом с ней, на площади Восьми, как ее обычно называли, располагалась штаб-квартира корпуса Пограничной стражи Цада. Выглядела она затрапезно, как почти все общественные здания Лирмора, не имеющие отношения к церкви или железной дороге, – стены обшарпанные, штукатурка кое-где отвалилась, решетки на давно не мытых окнах ржавые, дверь нещадно скрипит.
– Привет, Соловей, – удивленно сказал при виде Олега дежурный офицер, перуанец по имени Хулио. – Ты что, никому из наших не попался? Хочешь пошлину заплатить?
Пару раз случалось, что Олега выкидывало из «дырки» в очень необычных местах, он добирался до Лирмора пешком и при этом не встречал никого из погранцов. И тогда как законопослушный торговец шел сюда, на площадь Восьми, и только затем шагал с товаром на Большой Рынок.
Искушение смухлевать, честно говоря, было, но не очень большое.