Коллекционер
Шрифт:
В пригородном поезде было немноголюдно.
Утром пятницы, как и в любой будний день, народ из Подмосковья ломился в столицу, продавать время, здоровье и силы акулам капитализма. Олег же ехал в обратном направлении, на Зеленоград, и далее на северо-запад, и к банальному зарабатыванию денег его поездка отношения не имела.
Хотя кое-кто счел бы ее пусть необычным, но все-таки бизнесом…
Сошел он на платформе «Головково» и зашагал прямо на юг, в ту сторону, где меж полей и лесов петляла Истра. До нужного холма, поросшего старыми толстыми березами, добрался примерно через час и для начала прошелся по окрестностям, убедился, что вокруг никого нет…
– Пора в путь, – сказал он, доставая из рюкзака снаряженный и готовый к стрельбе АКСУ.
Вслед за автоматом в руке появилась бутылка водки – пару глотков отхлебнуть, еще пару потратить на то, чтобы прополоскать рот, брызнуть на отворот рубашки цвета хаки, дабы запах был как надо.
«Дырка» открылась с легкостью, и он скользнул в нее, точно змея в норку.
Прикинул, где находится, и зашагал в ту сторону, где над равниной висело белесое жгучее солнце.
На пограничников наткнулся через час, не успел как следует вспотеть под жарким солнцем Центрума. Почти наскочил на усатого и носатого мексиканца, обладателя роскошного сомбреро, что с комфортом расположился в тенечке, на краю того, что в этом мире сходило за рощу.
– !Hola, Manuel! ?Que pasa? [13] – воскликнул Олег, опуская автомат.
– !Hola, gringo! Muy buen, – отозвался усач, обнажая в улыбке белоснежные зубы. – ?Estas tu de nuevo? ?I otra vez estas borracho? [14]
Для большинства он так и остался «пьяным» проводником, истину узнали только некоторые офицеры Пограничной стражи.
Пустая болтовня и деловые разговоры с Мануэлем затянулись примерно на час, а затем Соловьев зашагал дальше на юг, в сторону железной дороги. Вскоре из-за горизонта показалась и она сама – насыпь, блестящая колея, темные шпалы, тот путь, где год назад промчались два сошедших с ума паровоза.
13
Привет, Мануэль! Как дела? (исп.)
14
Привет, гринго. Очень хорошо. Это снова ты? И опять пьяный? (исп.)
В этот раз Олег сел в поезд на Девятой Миле, для чего прождал под палящим солнцем несколько часов. Забрался на бронеплатформу, где расположились охранники, поприветствовал всех разом, но в ответ получил лишь несколько унылых кивков и пару неприязненных взглядов.
После той истории Олег просидел в тюрьме при вокзале Тирдора всего неделю. Потом железнодорожное начальство как-то договорилось с пограничниками, и из камеры его забрали люди из особого отдела.
Еще несколько дней его допрашивали беспрерывно, едва давая спать…
Пришлось рассказать и о «компасе», и о том, где его нашел, и об учебном лагере, который инквизиция устроила в одном из необитаемых миров, о замыслах инквизиции, о лорейских разведчиках и о чужаке в черном.
В конце концов люди Мартина Сведенборга и он сам оказались удовлетворены, и Олега отпустили. Намекнули напоследок, что такой талантливый проводник обязательно им пригодится и что особый отдел рано или поздно обратится к нему за помощью и на отказ не рассчитывает.
Вины на нем никакой не осталось, но шила в мешке не утаишь…
Железнодорожники знали, что торговец с Земли по кличке Соловей связан с бойней, случившейся двенадцать месяцев назад на сортировочной станции, причастен к угону аж двух составов и крушению одного из них. Открытой враждебности никто не показывал, возили, как и раньше, но относились к нему настороженно.
Ехали они неспешно, и до Лирмора добрались только к следующему утру.
Из обычного для этих мест «сухого» тумана, что приходит с моря, поднимались купола многочисленных храмов. Они напоминали исполинские воздушные шары, свет солнца, что висело в мареве огненным глазом, золотил и серебрил, заливал алым стены из гладкого камня.
Олег спрыгнул на платформу, встряхнулся, выбрасывая из головы заботы и проблемы другого мира. Хотя сейчас они совсем не те, что были год назад, когда он вернулся домой после трехнедельного отсутствия, изнуренный, оборванный и небритый, да еще и с раной в бедре.
Дела пострадали так, что бизнес пришлось строить чуть ли не заново. Но ничего, справился, и нога зажила так, что следов не осталось.
– Свежий кхруль! Свежий кхруль! – завопил подскочивший торговец, размахивая прутьями с насаженной на них мелкой жареной рыбешкой вроде корюшки. – Из моря! Сегодняшний улов!
– Спасибо, не надо, – ответил Олег и зашагал прочь.
Оставив в стороне здание вокзала, огромное, роскошно украшенное, он уселся в тележку рикши. Потянулись улицы Лирмора, забитые народом, болтающим и смеющимся, веселым и открытым. Все так же, как раньше, до мятежа инквизиции.
Хотя нет, не все…
Вот место, где раньше стояла церковь Факела Еретиков, ее снесли вскоре после того, как верные королю войска навели порядок в столице. Вот площадь Восьми и новая штаб-квартира корпуса Пограничной стражи, чьи стены еще не успели облупиться, а решетки проржаветь.
Олег заходил сюда редко, поскольку близких друзей среди погранцов у него не осталось. Подполковник Эрик Витолиньш, ставший предателем, а затем частично искупивший вину, лежал в одной из общих могил на кладбище Двенадцати Воплощений.
Вон поднимаются над крышами башни Замка Истины, грозные и мрачные.
Но инквизиция королевским указом распущена, и упоминания о ней вымараны из хроник. Тюрьма под землей опустела, а саму крепость передали под резиденцию городской стражи, что так отчаянно сражалась за своего монарха во время мятежа.
Цагене покончил с собой, когда стало ясно, что выступление его потерпело крах. Выпил яд, а тело, найденное в покоях главы инквизиции, установили на виселице перед Сердцем Мироздания. Оно провисело там едва не до зимы, пока не сгнило окончательно.
Выживших монахов в черных рясах отправили на покаяние в другие ордена, кое-кто из высших чинов ордена угодил за решетку. Бунтовавшие горожане вернулись по домам, попрятали оружие и сделали вид, что ничего не было, после чего в королевстве Цад воцарились мир и покой.