Коллекция ночных кошмаров
Шрифт:
– Эй, эй, а ну-ка, просыпайся! – потребовала она, вывернувшись из его рук и сев на постели.
После чего принялась тормошить несчастного и тормошила до тех пор, пока с того не спал морок.
– А? Что? – спросил Федоренков, приняв вертикальное положение и таращась в темноту.
– Юр, ты во сне не только разговариваешь, ты еще и орешь, – с неудовольствием сообщила Яна и включила ночник. – Тебе видятся какие-то кошмары. Только что ты лез в пещеру, ведущую в ад!
– Фу, ерунда какая-то, – пробормотал тот, утирая холодный пот со
– Ты что-нибудь помнишь? Из того, что тебе снилось?
– Нет, – помотал головой Федоренков. – Мне кажется, мне вообще ничего не снилось.
– Ха. Если бы! Думаю, тебе нужно принять снотворное. Ты просто переутомился на работе.
– Хорошо, дай мне таблетку, – согласился тот, продолжая тупо смотреть перед собой.
Яне пришлось встать и сходить на кухню за таблеткой и за водой. Она тоже проглотила снотворное, поскольку сомневалась в том, что быстро уснет. Диктофон она выключила, пообещав себе, что завтра обязательно даст Юрке послушать то, что он говорит по ночам.
Однако наутро выяснилось, что ее милый снова тихо улизнул.
– Дежавю, – пробормотала Яна. – Кажется, со мной это уже случалось, и неоднократно.
Сама она никогда в жизни не уходила по-английски, ей казалось это неправильным. Если Федоренков еще спал, а ей нужно было бежать по делам, она всегда тормошила его и целовала в сонные пылающие губы. Или оставляла записку на кухонном столе. Всего пара слов для поднятия настроения. Словно знак: я рядом, я о тебе помню, я о тебе забочусь… «Возможно, Юрке это совершенно не нужно? – подумала Яна. – Может быть, его это даже напрягает?»
Она представила, как Федоренков с безразличной миной выбрасывает ее записку в мусорное ведро. Или засовывает в карман, чтобы швырнуть в урну возле подъезда. «Возможно, он тоже любит меня умеренной любовью», – подумала Яна, и мысль эта ей не понравилась. Разумеется, ей хотелось бы, чтобы ее любили до умопомрачения. «Фу ты, опять в голове вертится это слово, – подумала Яна раздраженно. – Помрачение ума – не самая привлекательная вещь».
По пятницам Федоренков всегда возвращался очень поздно, а иной раз и вовсе не возвращался: ехал ночевать в собственную квартиру. Теперь он зачастую стал прихватывать и четверги. Яна поначалу пыталась протестовать, звонила ему на работу в разгар каких-то совещаний, где все орали друг на друга, ничего не добилась и в конце концов смирилась. Судя по всему, сегодня Федоренков тоже не вернется.
По дороге домой она заехала в магазин и накупила всяких вкусностей, прихватив бутылку вина. Что бы там ни было, а день рождения они с Машкой обязательно отпразднуют.
Однако подруги дома не оказалось. Яна упорно жала на кнопку звонка, но тщетно. Когда она уже отчаялась, дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился Машкин родственник, которого в прошлый раз Яна видела только в профиль, сидящим на стуле перед компьютером. Павел Ливнев. Как она и думала, он оказался высоким, плечи едва умещались в проеме двери. Сзади к его ногам прижимался Бобик, с выражением глубокой задумчивости глядевший на Яну. Возможно, вспоминал, где он раньше ее видел.
– Э-э… Здравствуйте! А Маша дома? – спросила Яна, удивляясь выражению ливневского лица.
На нем читалось любопытство натуралиста, заметившего в траве уникально окрашенную букашку. Вдобавок ко всему губы его слегка улыбались, улыбка почему-то показалась Яне плотоядной, и она поежилась.
– Вы, если я не ошибаюсь, Павел, – добавила она, не дождавшись его ответа.
– Хотите войти? – спросил тот, игриво поведя бровью.
Игривость шла ему, как брюки-дудочки борцу сумо.
– Зайду, если Маша дома.
– Она отсутствует.
У него был низкий шершавый голос с легкой хрипотцой. И от него пахло табаком. Вернее, табачищем! Наверняка выкуривает по две пачки какой-нибудь гадости в день.
– Отсутствует? Ах, вот как! Подруга, называется…
– Просила передать, что уехала к экстрасенсу и, возможно, задержится. Велела предложить вам войти. И чтобы я составил, так сказать, компанию.
– Так сказать? – сердито переспросила Яна. – И вы, так сказать, составите? О чем же мы будем говорить? О времени сбора клюквы? Или о повадках медведей после зимней спячки?
Она и сама не знала, какого черта набросилась на него. Как будто он был виноват в том, что Машка прокатила ее с днем рождения. Конечно, подруга может вернуться в приемлемое время, но все равно это будет уже не то. Что, если в самом деле войти и распить с Ливневым бутылку вина? Или он пьет только самогонку? Разве вино возьмет такую тушу?
Положа руку на сердце, Ливнев меньше всего напоминал тушу. Он был большой, но жилистый, ни грамма лишнего веса. Странно, если учитывать, что он постоянно сидит за компьютером.
– Ладно, так и быть, зайду. А то у меня тут продукты, вино и все такое…
Павел посторонился, и она вошла в знакомый коридор, продолжая оправдываться сама перед собой:
– Не есть же все это в одиночку.
– Мы с Бобиком с удовольствием к вам присоединимся.
Яна вовсе не рассчитывала кормить полоумного Бобика деликатесами, но тот без спросу пошел за ней на кухню и уселся, выжидательно глядя на пакеты с едой. И так же, как недавно хозяин, пошевелил бровью.
– Хочешь бутербродик с красной рыбкой? – насмешливо спросила Яна, разгружая пакеты.
Бобик облизнулся и как-то не по-собачьи хрюкнул.
– Не такой уж ты и дурак, каким тебя тут выставляли.
Когда вошел Ливнев, места в кухне почти не осталось.
– Лучше сядьте, – посоветовала Яна, испытывая странную неловкость от его присутствия.
Вот поди ж ты, она юрист, и с кем ей только не приходилось общаться! Странно, что она так реагирует на Машкиного родственника. Впрочем, он математик, да еще дикий. Прямо из глубины сибирских руд… Возможно, дело было в том, что он пожирал ее глазами. Как будто она была булкой, которую он собирался съесть.