Коллекция с пыльного чердака
Шрифт:
– Привет, - пройдя к комнате Жени и остановившись в дверях, сказал он. – Я не буду входить, потому что холодный, а тебе надо побыстрее поправиться. Как дела?
– Хорошо. На «четверку с минусом», если быть совсем точной.
Костя не хотел расстраивать одноклассницу, поэтому он держался так, словно ничего не произошло. Однако наблюдательный Миша заметил волнение своего приятеля и подумал, что тот попал в какую-то малоприятную историю.
– Я принес тебе уроки, чтобы ты не отстала: на следующей неделе у нас контрольная по алгебре. То есть хотел принести, но забыл заглянуть в дневник…
– Не надо о грустном – Миша у нас снова работает Шерлоком Холмсом, - и Женя начала рассказывать гостю о пропавшей коллекции картин.
– Знаешь,
Женя собиралась обидеться, но у нее сильно болела голова, да и температура действительно поползла вверх. Ребята оставили ее одну.
– Что случилось? – спросил Миша, плотно закрыв дверь.
– Хотел бы я, чтобы ничего… – вздохнул Костя. – Но мне кажется – произошло убийство.
Чем больше говорил гость, тем мрачнее становился хозяин. Исчезновение старухи Морозовой тоже казалось ему очень подозрительным.
– Идем, - наконец произнес «Шерлок Холмс». – Осмотрим место преступления, только тогда можно будет сделать окончательные выводы.
Мальчишки быстро оделись и вышли на улицу. Уже стемнело. Зимняя ночь бесцеремонно захватила большую часть суток, погрузив Березовую рощу в темноту. Пожалев о том, что позабыл дома фонарик, Миша торопливо пошел вслед за приятелем. Возвращаться назад было плохой приметой.
– Меня насторожило отсутствие следов вокруг дома, - на ходу рассказывал Костя. – Я даже через забор перелез, но не нашел ничего подозрительного. Если, конечно, не считать того, что никто не откликнулся на звонок. Может быть, старики просто уехали?
Дом Морозовых казался огромной черной кляксой, резко выделявшейся на фоне заснеженного палисадника. Ни одно окошко не горело, и сам вид этого угрюмого строения навевал тревожные мысли. В таком доме могло произойти все, что угодно. Ребята перелезли через забор, медленно пошли вперед. К крыльцу вела только одна цепочка следов, принадлежавших Косте. За то время, что он отсутствовал никто не входил и не выходил из дома.
– Так, так, так… Похоже, в доме нет ни одной живой души…
Лучше бы Миша не произносил этих слов! Сердце у Кости застучало часто-часто, когда он представил, что именно могло находиться за дверью. Не в меру разыгравшееся воображение тут же подбросило жуткую картину – мальчик вообразил неподвижно лежавших на полу темной комнаты мертвецов, жизни которых были оборваны рукой какого-то мерзавца.
Тем временем, юный сыщик, проваливаясь по колено в снег, обошел дом, заглядывая в низенькие окошки, но не смог ничего рассмотреть в темных помещениях. В одном он убедился – все окна и дверь были наглухо закрыты. Миша вновь пожалел о забытом дома фонарике и, закончив наружный осмотр, подошел к оцепеневшему Косте, который неподвижно стоял на крыльце, представляя всевозможные ужасы.
– Сегодня мы ничего уже не сделаем. Придется отложить все до завтра. Тогда и проведем опрос свидетелей, может быть, они знают, куда пропали Морозовы. Вдруг они просто уехали, а мы паникуем совершенно напрасно?
Но на самом деле, «Шерлок Холмс» думал иначе. Его не меньше Кости потряс вид этого мрачного, хранившего страшную тайну дома на окраине поселка. Мальчишка почти не сомневался в том, как произошла трагедия – злоумышленник проник в дом прошлой ночью, убил стариков, а затем незаметно вышел, захлопнув за собой дверь. Теперь оставалось только выяснить мотив преступления и собрать неопровержимые улики, с которыми можно было отправляться в милицию. Ясно было, что без убедительных доказательств никто бы не стал заводить уголовного дела, а тем более вскрывать дверь. Впрочем, это неизбежно случилось бы позже, через несколько дней или даже недель, когда соседи, наконец, заметили бы исчезновение стариков… Такое промедление было на руку преступнику, и Миша понимал: он должен торопиться, чтобы милиция могла задержать убийцу по горячим следам.
********************************
Не дождавшись того, когда брат вернется из школы, Женя принялась сама расспрашивать бабушку, выясняя, что еще она знает о произошедших много лет назад событиях. Выбравшись из постели, закутанная в теплую шаль девочка с носовым платком в одной руке и блокнотиком в другой по пятам ходила за Марьей Васильевной, задавая все новые и новые вопросы:
– Бабушка, а кто-нибудь из Стодольских остался в живых? Может быть, их потомки все еще живут в Дубовке? Что сталось с остатками княжеской усадьбы? А сейчас там есть психиатрическая лечебница?
Отставив в сторону невымытую посуду, Марья Васильевна опустилась на маленький диванчик и начала свой рассказ:
– Мама часто вспоминала свое детство, рассказывала много интересного и однажды решила съездить в Дубовку. Это случилось уже после войны. Конечно же, мама поехала туда не одна, а вместе со мной – я тогда еще была девчонкой – шустрой и любопытной. Наслушавшись маминых рассказов, я представляла, что попаду в какое-то совершенно необычное, сказочное место, но жестоко разочаровалась – Дубовка не произвела на меня особого впечатления. Мама тоже оказалась недовольна увиденным: она нашла, что все в этих краях переменилось, стало другим, хотя кирпичные корпуса по-прежнему находились на своих местах, а старые тополя, как и прежде, засыпали улочки пушистым мягким пухом. Постройки могут стоять десятилетиями, да что там – веками, но дело не в каменных стенах, а в людях, что их населяют. Теперь здесь жили другие люди, был другая атмосфера, и Дубовка показалась маме чужой и неуютной.
– А психи там еще были?
– Психиатрическая лечебница работала и в те времена и, насколько я знаю, продолжает работать по сей день. Понимаю, Женя, что это звучит довольно зловеще, но на самом деле Дубовка отнюдь не напоминает приют безумцев. Пациенты, как правило, находятся в наглухо запертых корпусах, на улицах их не встретишь, а территория лечебницы так разрослась, что превратилась в небольшой поселок. Там есть свой продуктовый магазинчик, школа и детский сад для детей сотрудников, жилые дома, в которых живет медицинский персонал вместе со своими семьями.
– Тогда нормально… А то я такое подумала! Провести детство на территории психиатрической лечебницы – звучит как-то не очень…
– Там даже ограды нет. Поселок, как поселок, ничего примечательного. Но мы немножко отвлеклись… Прогуливаясь по неузнаваемой, переменившейся Дубовке, мы с мамой встретили какого-то мужчину в стеганке с ружьем за плечами. К моему удивлению, она очень обрадовалась этой встрече. Оказалось, что перед нами – Алеша Стодольский. Тот самый румяный крепыш лет девяти, которого мама впервые встретила в далеком 1918 году. Конечно, прошло много лет, мальчик вырос, стал мужчиной, но дело было не только в возрасте – мне Стодольский показался обычным деревенским мужичонкой, совсем не похожим на представителя знатного дворянского рода. Признаться, я была разочарована, так как представляла себе дворян несколько иначе. Только позже, спустя много лет мне стало понятно, что главное для человека не внешность, оболочка, а его внутренний мир. Конечно, хорошо, когда все находится в соответствии, но обстоятельства иногда складываются так, что это равновесие нарушается. Та эпоха многие судьбы покалечила, многих погубила… Внешне Алеша изменился, но в душе остался большим любителем леса, романтиком, чувствовавшим красоту природы. А еще он стал заядлым охотником – это помогало ему зарабатывать на жизнь. Он так и не покинул родную Дубовку, а две его сестры Лёля и Мари переехали в Ленинград, но во время блокады никому из них не удалось выжить. Для мамы это известие было большим горем. Сам Алеша был на фронте и остался жив, однако, вернувшись домой, узнал, что его жена и маленький сын погибли. Такое тогда было страшное время… Война… – Марья Васильевна грустно вздохнула.
– Потом мы расстались с Алешей, потому что подошел наш автобус. Больше мы никогда не ездили в Дубовку.