Коллекция страха
Шрифт:
МАЙКЛ БОТМАН
Дрожь
Санни Трубадур ждал, когда выдадут деньги по предъявленному чеку, и тут у тротуара притормозил «Кадиллак-Эскалада» Скарпа Рифкина. С тремя сотнями фунтов дерьма человеческого на борту.
Санни понял, что остаток дня только что с плеском ушел в унитаз.
Этого мне только не хватало, — подумал он.
Он сунул чек в карман и хрустнул пальцами. Вечно унылые банковские работники, согласно традиции Города Ветров, тут же плюхнулись на пол при
— Правильно, — хмыкнул Номо. — Всем уродам лизать линолеум. Жопы сжать, чтобы я никого сегодня случайно не пристрелил.
Санни остался стоять. Номо это заметил.
— А у тебя что, колени не гнутся, уродец?
Санни пожал плечами:
— Колени в порядке. Но падать я сегодня не буду.
Номо приподнял бровь.
— Что-что ты не будешь?
— Чего он сказал? — поинтересовался О-газм.
— Тут нам большой парень заявляет, что не собирается жрать линолеум.
О-газм ахнул.
— Следи за толстухой, — сказал Номо, указывая на огромную крашеную блондинку за пуленепробиваемым стеклом кассы. — Пристрели кого-нибудь, если шевельнется.
Сам Номо направил девятимиллиметровый «ЗИГ-Зауэр» прямо в лоб Санни.
— И кто же тут у нас такой крутой?
Санни уставился на черное дуло.
Все равно жизнь дерьмо, — подумал он.
— Не так уж круто он выглядит, — бросил через плечо О-газм.
Номо сверкнул золотыми зубами, своей гордостью в гетто, и у Санни заболел глаз. Бандит гордился тем, что потратил на свою улыбку столько чужих денег, что любой расист из южноафриканских экспортеров при виде его пасти запел бы «Боже, храни Америку».
— Ну и кто ты у нас такой? — спросил он. — Черный Супермен?
— Нет, — сказал Санни. — Но если ты не пристрелишь меня в ближайшие десять секунд, я отниму у тебя эту пушку и засуну ее тебе в задницу.
— Господи, помоги! — взвыла толстуха за кассой.
Номо покачал головой, словно не веря собственным ушам. Потом моргнул и уставился через плечо Санни на фургон, который затарахтел у обочины.
— Пять секунд, — сказал Санни.
— Да я… — Номо запнулся. Кончик языка вынырнул из золотой пещеры, облизал губы и спрятался обратно. — Да я сейчас…
И Санни бросился на него.
Номо выстрелил, пуля прошла над левым плечом Санни и пробила дыру в витрине банка, запустив сигнализацию. А потом Санни вышиб ствол из его руки.
— Эй! Да ты что, чувак!
Это было последнее, что Номо сказал, потому что в следующий момент подавился кулаком Санни.
— Йо! Йо! Йо! — заклинило О-газма.
Санни схватил Номо за воротник и с разворота повел по кругу. Ствол в руке О-газма беспомощно задергался из стороны в сторону.
— Да стой ты спокойно, урод! — завопил он.
Санни запустил Номо через холл, как олимпиец-дискобол. Номо врезался в О-газма, и оба покатились
Санни нагнулся за выпавшим пистолетом Номо.
Почувствовав приближение вполне реального шанса огрести еще больше, несостоявшиеся бандиты приняли вызов и поднялись, чтобы продемонстрировать свои таланты. Номо принял классическую киношную стойку кун-фу, О-газм обмочился. Пятнадцать секунд спустя боевая экспозиция напоминала что-то из набросков Пикассо.
Санни выволок их наружу и придал каждому ускорение, оставив на память по отпечатку ботинка сорокового размера на каждой заднице. Номо и О-газм дружно впечатались в «кадиллак» и осели на дорогу кучками дерьма. Миг спустя распахнулась дверца и наружу выбрался Скарп.
— Боже, — фыркнул Санни. — Дерьмово выглядишь.
Скарп выглядел… выжатым, как грейпфрут после встречи с соковыжималкой. Из него, казалось, выдрали все внутренности, оставив пустую оболочку.
Я смотрю на пустую кожуру, — подумал Санни. — Его выдавили досуха.
При виде Скарпа у Санни заныло сердце.
Скарп прищурился на солнце, как крот, только что выбравшийся на поверхность. Потом вытащил темные очки из кармана пафосной полосатой куртки, сделанной под тигровую шкуру.
— Офигеть, — сказал он. — Ты, бро, похоже, неплохо справляешься. Не хочешь поработать?
Санни оскалился. Но потом вспомнил, как ежедневно гнет спину в своей почтовой конуре, окруженный щебечущими сестричками, которые то возятся с ним, как с плюшевым мишкой, то пытаются откусить ему голову, и все это под бессонным надзором супервайзера, Бобби-через-и.
Бобби-через-и был учителем балета, подрабатывавшим на почте до смерти Барышникова. За день до того он пригласил Санни к себе домой на «коктейльную вечеринку с обсуждением перспектив для мальчиков». Санни что-то сильно сомневался в карьере через Бобби и через его «и».
А потом он вспомнил груду счетов, которые отправил в мусорную корзину. И свою машину, коричневый «Форд-Фиеста» с суицидальными наклонностями, вторую неделю скучавшую на штрафной стоянке Рэндольф-стрит.
— Ага, — ответил он. — А что тебе надо?
К пятнадцати годам Томми «Скарп» Рифкин уже сколотил небольшое состояние на черном рынке, приторговывая взрывчаткой. К двадцати одному году подгреб местный рынок крэка-экстази-метамфетамина, умудрившись не перейти дорожку ни одной шишке.
Талантливый развратник — к тому же настолько одержимый всем, что связано с гонками NASCAR, что слово «аутоэротический» приобретало новый смысл — с честью занял место на Стене Дерьмовой Славы Южного Чикаго.
А гнусавый голос Скарпа идеально подходил для описания его логова, состоящего наполовину из трейлерного хлама, наполовину из шика и блеска гетто. Черный кожаный диван стоял между плакатом Малкольма X в рамке и картонной фигурой Дэйла Эрнхардта-младшего.