Коллекция
Шрифт:
— Куда? — она подняла голову.
— На работу.
— Ведь сегодня выходной!
— Босс так не считает, вызвал вот… Часов в пять вернусь, может позже. А ты что будешь делать?
— Не знаю… наверное буду дома… или…
— Или пойдешь к своему приятелю? — Стас выпрямился, и Кира косо посмотрела на жесткие складки в уголках его губ.
— Мне сейчас не до приятелей.
— Ну, дома-то все равно нечего сидеть, — заметил он, раздвигая занавеску. — На море хоть сходи. Сегодня не жарко…
— Что это за грохот? — недовольно спросила Кира, поворачиваясь к распахнутому окну, в которое врывался отдаленная, но все равно хорошо слышная смесь отечественной музыки, криков и хохота. Стас усмехнулся.
—
— Разве она сегодня?
— Сегодня… Третий день уж пошел. Ладно, пока.
После его ухода Кира провалялась в постели еще с полчаса, после чего неохотно встала и вяло приготовила себе завтрак, вяло проглотила его, глядя в одну точку, и прошла в гостиную. Побродила там немного, потерянная, несчастная, то и дело поглядывая на стены. Те манили, с беззвучной вкрадчивостью предлагая закрыть окна и задернуть шторы, пройти с зажигалкой вдоль оплывших свечей, вызывая к жизни крошечные огненные цветы, и посмотреть, что получится… но этот зов был тонок и прозрачен и не увлек ее, и Кира отвернулась от него и ушла в спальню. В груди что-то болезненно заныло, и она прижала к ней ладонь, потом взяла сигарету, прикурила, отдернула шторы в бесполезной попытке впустить в комнату беззаботную яркость летнего солнца, и сразу же увидела Вадима. Он стоял в нескольких метрах от ее окна и смотрел куда-то в сторону, но едва Кира показалась за ажурной решеткой, сразу же повернул голову, и солнце блеснуло на стеклах его очков.
— У тебя что-то случилось? — спросил он с тихой тревогой. — Ты здорова?
Ей понравилось, что Князев сразу же задал эти вопросы, а не стал ныть шепотом, что впустую прождал весь вечер и всю ночь. Но потом она раздраженно подумала, что Вадиму следовало бы проявить беспокойство гораздо раньше. Хотя бы позвонить — ведь он знал ее номер. Но, с другой стороны, их бурные встречи отнюдь не обязательно должны были означать глубокую личную привязанность. Им хорошо вместе — безумно хорошо, но… но наверное, это все?
— Я видел тебя в окнах, — тихо произнес он, словно уловив раздражение на ее лице и правильно его истолковав. — Я видел, как ты легла спать. И как ты встала.
Кира слабо улыбнулась, села на подоконник, вытянув ноги, и сделала ему знак подойти ближе, но Вадим только покачал головой и остался стоять на месте. „Черт бы подрал его с этой дурацкой конспирацией!“ — зло подумала она.
— У тебя что-то случилось? — повторил он, и Кира кивнула, потом жестами пояснила, что все объяснит вечером, и его лицо сразу же просветлело. Одними губами он беззвучно произнес: „Ты придешь?“ Она снова кивнула, ухватившись пальцами за решетку, и Князев оглянулся на скамейки, где в густой тени акаций уже восседало большинство обитателей двора и громко урчали подкармливаемые старичком толстые голуби, потом медленно подошел к ее окну. Он шел так осторожно, словно ступал по тонкому льду, скрывавшему под собой бездну, и неотрывно смотрел куда-то поверх плеча Киры — она не видела его глаз, но чувствовала, что он смотрит именно туда, и даже обернулась, но ничего не увидела. В этот момент Вадим дотронулся до ее пальцев, обнимавших прут решетки, она повернулась и просунула сквозь решетку ладонь, словно заключенная, к которой пришли на свидание. Кончики его пальцев легко и щекотно скользнули по ладони, и он отступил на шаг. Его сжатые губы чуть подергивались, словно от боли, и только сейчас Кира заметила, что он сильно побледнел — почти побелел, и отчего-то ей вспомнилось измученное лицо Стаса на подушке — в тот вечер, когда он напился до беспамятства.
— Вадик, что?! Тебе плохо?! — испуганно воскликнула она свистящим шепотом, и Князев отрицательно покачал головой, отступая еще на шаг, потом повернулся и зашагал куда-то в сторону дороги, сгорбившись и постукивая тростью по выщербленному асфальту. Кира снова вцепилась в прутья решетки — так, словно хотела раздвинуть их и выбраться наружу, и взглянула на сидевших на скамейках людей. Большинство из них поглядывали на нее — не смотрели, а поглядывали, украдкой, и их взгляды были словно вороватые птичьи клювы, торопливо выщипывавшие мякиш забытого кем-то хлеба. Прямо смотрела только Софья Семеновна, положив книгу на колени.
Интересно, они уже знают?
Внезапно Кира со злостью осознала, что в эту минуту ее больше волнует не пропажа подруги, а то, что об этом узнают соседи. Она отвернулась, резко спрыгнула с подоконника и задернула за собой тяжелые шторы, преграждая путь соседским взглядам и улыбчивому июньскому утру.
Некоторое время она сидела на кровати, разглядывая противоположную стену, потом потянулась за телефоном и вызвала Викин номер, но трубка, как и раньше, отозвалась приветливым психиатрическим голосом:
— На жаль, но зараз немаэ звязку с вашим абонентом…
Кира выключила телефон и зло швырнула его на покрывало. Перешла в гостиную, включила телевизор и некоторое время перещелкивала каналы. Не нашла ничего интересного и оставила музыкальный, краем уха слушая очередной западный суперхит — бодрая музычка, приятный женский голосок. Она не сомневалась, что содержание песни наверняка столь же глупо и бессмысленно, как и у большинства отечественных звездушек-фабрикушек, но слушалась она более спокойно — хотя бы потому, что ничего не было понятно.
Кира подошла к шкафу, где расположилась ее пластилиновая коллекция, взяла вылепленную накануне фигурку Вики, но тут же поставила ее обратно. Рассеянно огляделась. Ее взгляд мазнул по пыльной паутине в углу, под потолком, и она подумала, что уже очень давно не видела в квартире ни одного вездесущего сенокосца.
Громкий звонок в дверь заставил ее испуганно вздрогнуть. Пальцы зацепили одну из собачьих фигурок и сшибли ее на пол. Кира подняла ее, машинально подгладила чуть смявшийся собачий нос и поставила обратно, после чего неторопливо пошла в прихожую. Взглянув в дверной глазок, Кира раздраженно дернула бровями и, хлопнув ладонью по растрескавшемуся дерматину, процедила сквозь зубы:
— Слушай, у меня тут не притон!
— Открой, а?! — гулким жалобным шепотом попросили из-за двери. Кира, развернувшись, привалилась к створке, стукнувшись о нее затылком, и с досадой посмотрела на смутно белеющий в полумраке высокий потолок. Потом чертыхнулась, отперла замок, и в щель приоткрытой двери дряхлым ужом проскользнула Влада и встала, прижавшись к стене и опустив голову. На ней были выцветшие легкие джинсы и коротюсенькая майка, едва-едва прикрывавшая маленькую грудь.
— Будь проклята моя бездумная рука, открывшая этот замок! Тебя мне еще не хватало! — прошипела Кира и бабахнула дверью о косяк. — Слушай, Влада, я не помесь частного нарколога с психиатром, ясно?! Иди домой! У тебя есть свой дом!
Влада чуть качнула головой, ничего не ответив. Спутанные светлые волосы свисали ей на лицо, полностью его закрывая, и отчего-то это молчание и волосы, спрятавшие лицо девчонки, разозлили Киру еще больше.
— Когда с тобой говорят, принято отвечать! И подними голову! Хватит изображать страшную японскую девочку из „Звонка“! Я видала вещи и пострашнее…
Влада подняла голову, резким взмахом руки отбрасывая волосы назад и сняла очки.
— … хотя может быть и нет, — закончила Кира уже другим голосом. Отошла, включила светильник и обернулась. При тусклом свете лицо Влады выглядело еще более жутко — распухшая смесь багрового и темно-синего, почти черного. Левый глаз заплыл и не открывался, в правом среди синевы расползлась знакомая туповатая муть, и при виде ее Кире и самой захотелось врезать девке, хотя на лице той и без того не было живого места.