Коло Жизни. Бесперечь. Том первый
Шрифт:
Низкие ступени лестницы упирались в округло выступающий порог жилища барыни Доляны. Через створчатую, деревянную дверь, украшенную по углам затейливой резьбой птиц, вошедший в дом оказывался в широких, полутемных сенцах, по углам какового располагались два высоких витиеватых в шесть свечей свещника. Внутри сенцов, в целом, как и всего дома, каменные стены были оштукатурены глиной с добавлением сена, соломы аль шерсти и окрашены. Сенцы единожды вели в кухню и залу. Направо от входной двери поместился вход в кухню. То была достаточная просторная с двумя полновесными окнами комната. Посреди которой стоял широкий стол, по обе стороны от него низкие деревянные лавки, по свободным от окон стенам пролегали полки с разнообразной посудой: мисы, утятницы, судки, масленки, соусники, тарелки, братины, кувшины. В одном из углов кухни находилась
Вторая дверь из сенцов уводила в большую залу, где на стенах поместились три махонистых прямоугольных окна, занавешенных льняными завесами. Посредь комнаты стоял круглый стол, сверху укрытый белой расшитой по краю скатертью и два стула со спинками, на коих и сиденье, и ослон были обиты мягкой материей в цвет бежевой мебели. Обок правой угловой стены располагалась долгая широкая тахта, уже без ножек, однако убранная богатой тканью и заваленная множеством небольших подушек, всех одним размером и цветом, темно-коричневых в тон полотну самого покрывала, окрашенных стен и занавесей. По четырем углам залы стояли высокие в семь свечей свещники, напоминающие ствол изогнутого древа и витиеватую его крону, ветви.
Из этой комнаты дверь, что поместилась слева от входа, как раз в ближнем его углу, вела еще в одно помещение – ложницу, где стены были бледно-зелеными, и по одному окну находилось в каждой из них. Два высоких и единожды узких пенала стоявшие в углах хранили вещи барыни. Там также находилось два нешироких ложа, одно из которых было устлано розовым, а иное голубым бельем, как и понятно принадлежавшее барыне и ее почившему мужу. Полы во всех комнатах были деревянными и гладко-отполированными так, что всяк раз лучисто переливались, когда на них падал солнечный свет. Позадь дома барыни располагался небольшой садик, в котором тесно и вперемежку росли деревья вишни, яблони справа, а слева находилась небольшая деревянная срубленная банька и сразу обок нее курятник с бродящими за ограждение десятком кур.
Ясыня, как оказалось, жила в деревеньке с отцом, матерью и тремя младшими братьями и по просьбе не столь богатой барыни иногда приходила и помогала ей по хозяйству. Конечно, лишь тогда, когда была свободна от работы в семье, поелику как таковой платы за тот труд не получала. Ее семья просто по этой причине обрабатывала самый большой и лучший надел из земли барыни.
Словом Доляна большую часть времени жила одна, вероятно, потому и оказалась так радушна с Эйу, которая согласилась работать за приют и питание. Барыня по меркам дарицев была бедной. Жила с платы на землю, которую брала с сермяжников, не имея в целом слуг и какого-никакого достатка, умудряясь с тех полученных крох в первую очередь, как и было, заведено у дарицев, оплатить оброки в казну государства. У Доляны не было детей, однако имелись многочисленные сродники коим после ее смерти и доставалась самая большая ценность – земля, выдававшаяся избранным членам общества, за определенные заслуги, на безлетное время владения.
Очевидно, нельзя не принять во внимание, что Доляна обрадовалась Эйу еще и потому, как приобретала в ее лице бесплатного помощника, не только человека скрасившего таковое тягостное одиночество. И хотя Ясыня и все последующие дни, что Эйу стала проживать в доме барыни, подозрительно поглядывала в ее сторону, а вслух выражала сомнения по поводу честности пришлой, Доляна решила прислушаться только к своим ощущения… Ощущениям и желаниям. А желание у нее было одно оставить в доме Эйу не только как кухарку, но и как напарницу ее неспешной старости. Правда барыня потребовала пред тем и от Ясыни, и от Эйу ничего… и поколь никому не сказывать о беременности последней, вероятно, на тот случай, чтобы дитя успело возрасти в чреве матери и появится на Белый Свет.
В целом Доляна не прогадала с Эйу, понеже та оказалась не только честной, но и работящей женщиной. Потому дом барыни блестел от чистоты, на клумбах росли цветы, куры достаточно хорошо неслись, и на столе всегда было, что покушать… И пусть та еда не была роскошной, однако всегда свежей и вкусной. Все Эйу выполняла с такой расторопностью и легкостью, что Доляна не могла ни нарадоваться той удаче, за каковую отвечала младшая дочь Богини Мать Удельницы, Богиня Встреча, указавшая этой простой женщине ее дом. По-доброте душевной Доляна быстро привязалась к своей кухарке, и почасту толковала с ней долгими вечерами, когда они вышивали, аль шили для будущего малыша одеженку. Не раз барыня обнимала свою служку, оглаживала ее светлые, присущие одним отпрыскам Зиждителя Небо волосы, изредка даже целовала, будто по мере их совместной жизни не просто привязывалась, а испытывала нечто большее… чувство схожее с любовью.
– Как же мать твоя попала к нам на континент? – вопрошала Доляна, будучи по природе любопытной, в общем, как и все женщины, и любившая потереть косточки не только своим соседям, сермяжникам, работающим на нее, но, и, увы! родителям кухарки.
– Отец ее привез, – отвечала дюже удрученно Эйу. Она не любила вспоминать о том, что пережила когда-то, предпочитая думать о насущном, однако не могла попросить барыню не говорить о том, не по причине страха, а по причине внутреннего неудобства и благодарности. – Он моряк, бывал в Африкие. Как-то встретил там мать и увез с собой, а после не стал жениться. Когда я родилась, пристроил к сестре госпожи Собины, ну, а там мы с матерью попали в господский дом. И я бы у нее так и работала… Никогда б не ушла, если бы не господин Благород, – Эйу всяк раз произносила это имя с особым трепетом, або до сих пор любила того, чьего дитя носила под сердцем.
– Я знаю… вижу, – мягко перебивала свою кухарку барыня узрев бегущие, как всегда бывало при воспоминание о Благороде, крупные слезы по ее щекам. – Слышу, как ты плачешь по ночам.
Так они и жили… неспешно… месяц за месяцем…
Месяцам оным когда-то сам Зиждитель Дажба, дал имена, в целом такие же простые как и все, что на тот момент, на заре юности землян окружало человечество. Новое лето, цветень, теплынь, ягодень, серединь, увядень, спень, дождич, отишь таковые названия хранились дарицами и поныне, как и сам континент, и многие знания, умения подаренные созданиями более близкими и нравственно-высокими чем человек.
В ягодене месяце у Эйу родилась девочка. Бабка-повитуха принявшая малышку была потрясена ее красотой, белой кожей лица и чудным цветом рыже– огненных волос. Лицом девочка пошла не в мать. Да и не только лицом, цветом волос, худостью, прозрачностью кожицы она походила на своего благородного отца, оный нес в себе гены некогда дарованные ребенку Владелины.
Когда Доляна увидела это маленькое чудо, так тотчас прикипела к нему. Словно то родилась, ну, если не ее дочка, так однозначно внучка. Потому не столько посоветовала, сколько настояла, чтобы кухарка дала ребенку имя дарицев.
– Посмотри Эйу, она безусловно будет беленькой, – убеждала барыня молодую мать, нежно поводя перстом по щечке дитя, покоящегося на ее руках. – Даже сейчас видится белоснежность ее кожи. А волосики и вовсе вьющиеся, рыженькие… один-в-один как у господ. Ты дашь ей наше имя. И никто никогда не назовет ее паболдырь, будут думать она белая, дарийка.
Эйу так и сделала. Так как советовала барыня. И нарекла девочку Лагода… Лагода, что значит приятная, душевная.
Лагода несмотря на уход матери, любовь барыни росла весьма болезненной девочкой, почасту хворала, потому не раз к ней призывали местного знахаря, поставленного старшим по лечению на несколько деревней в этой части местности. Как и все иные знахари, Умил был назначен и прислан в данную окрестность для знахарства и помощи местному населению из Лесных Полян. Он поселился в деревеньке, что примыкала к землям Доляны, и уже несколько лет, как знахарствовал тут. Умил не брал за лечение деньги, понеже его проживание содержалось на распределяемые жрецами Лесных Полян векши. Знахарь жил достаточно скромно, что было прописано законами, оставленными когда-то дарицам самим Богом Седми, старшим сыном Зиждителя Небо, сотворившего не только Землю, но и в целом Солнечную систему.