Коло Жизни. Бесперечь. Том второй
Шрифт:
– Как вы себя чувствуете госпожа?
– Что случилось? – взволнованно переспросила Есислава, ощущая внезапно возникшую внутри живота пустоту и панику в голове.
– Все благополучно госпожа. Ярило чувствует себя замечательно. Он ожидал вашего пробуждения, ибо хочет кушать, – очень четко и быстро проговорил, точно заготовленную речь, Кентавр и перстами левой руки огладил лоб девушки.
– Ярило? Родился? Когда? – удивленно поспрашала Еси и свободной левой рукой провела по опавшему животу, – не помню, – совсем тихо прошептала она.
– Ну, ничего… ничего, – произнес
Кентавр не мешкая развернулся и направился к стоящей в одном из углов комнаты стеклянной трубе, в навершие держащей полуовальную люльку. Стеклянным, широким корпусом труба входила в гладь пола, внутри поблескивая, переливаясь, тончайшими, ажурными сетями. Сама люлька значительно выпирала в сравнение с шириной трубы, имея сверху сомкнутую полусфероидную крышку, под которой лежал плотно укутанный в голубоватую пеленку и с ажурным чепчиком на голове ребенок.
Кентавр, очевидно, воспользовался состоянием Еси подумавшей, что она забыла о родах, стараясь отвлечь ее и тем скрыть о самом вмешательстве в плоть. Так как при извлечение из плоти госпожи столь нестандартного ребенка, у которого не просто были укороченными ножки, а прямо-таки ущербно-недоразвитыми, и сам тягостно вздохнул. Однако, проведенные далее над конечностями чадо операции дали положительный результат… И теперь единственно, что поколь могло напугать госпожу, широкие шрамы, скрывались под пеленкой.
Лекарь, подойдя к стеклянной люльке, провел пальцем по проложенному в месте стыка корпуса тонкому волоконцу. И крышка, слышимо пыхнув, медлительно открылась, с обратной стороны люльки войдя в ее покатое дно. С особой нежностью вынул оттуда Кентавр мальчика, так как испытывал гордость за жизнь и здоровую функциональность этого малыша. Тихонько пискнул маленький Ярило, подавая о себе знать всему свету. А лекарь более не задерживаясь неспешно понес его к уже усевшейся на кушетке Есиславе, за спиной которой валик разком выдвинувшись и укрупнившись, образовал ослон.
Красноватое личико Ярило с пухлыми щечками и голубыми очами, где просматривался широкий нос, слегка припухший, вздернутые кверху бровки полюбовной теплотой обдали всю плоть Есиславы. Маханький ротик гулко заплюхал губками, выпрашивая еды.
– Какой красивый… и крепкий, – ласково прошептала молодая женщина прижимая к груди своего сына и как это делали Боги целуя его в лоб, туда, где под столь хрупким черепом находилась основа самой жизни.
– Достаточно крепкий и здоровый, – благодушно произнес Кентавр и улыбнулся.
Лекарь не просто радовался, что удалось возвратить ребенку здоровье… Он чувствовал, что своим умением даровал этой молодой женщине радость благополучного материнства, а мальчику возможность жить. Ощущая, что даже он, только кроха своего народа, смог повлиять на мнение Господа Першего и Зиждителя Седми и изменить быть может сам ход исторического развития землян.
– А теперь надо покормить маленького Ярило, – и вовсе нежно добавил Кентавр и прикрыл ноги девушки серебристым покрывалом, дотоль свернутого углом и лежащего на краю кушетки. – Вон как наш мальчик хочет кушать… ротик открывает… проголодался… Молока у вас госпожа много, в нем сила и жизнь для вашего сына.
Есинька на малеша вспомнила жизнь Владелины, рождение ее сына Богдана которого ей не позволили вскармливать, и, ощутив в груди прилив острого покалывания широко улыбнулась. Сейчас она ощущала себя лишь человеческой плотью, которой дарована радость как такового, верно все же божественного, материнства.
Есислава оказалась весьма внимательной и заботливой матерью. Она не только сама кормила своего Ярило, но и по возвращению в Свечи поселив в своей комнате, сама за ним ухаживала, находя в том радость и умиротворение. Конечно, молодой женщине пособляла ее служанка Рогнеда и приставленная к ребенку, по настоянию Кентавра, нянька, Влася. Молодая, красивая девушка однако помогала Есиньке только ночами, днем же маленький Ярило находился под опекой любящей матери.
Ярило весьма понравился Стыню и Дажбе, они хоть и приходили теперь не часто, всяк раз возникая в ее комнате или саду, одначе, подолгу беседовали с ней. Стынь появляясь у девушки, прижимал ее голову к груди, целовал в макушку, все еще ощущая пред ней вину… считая, что своими замыслами возможно сократил как таковую ее жизнь. Впрочем, видя ее светящееся любовью лицо успокаивал себя тем, что последние лета молодая женщина будет счастлива подле малыша и с тем быть может не заметит его отбытия из Млечного Пути. Стынь уже знал, что после отлета направится в Северный Венец в Созвездие Зозулины Слезки на Пекол к Кали-Даруги, каковая сумеет не только снять обуявшую его досаду на выходки черта, но и огорчение по поводу не верно свершенных замыслов.
А тем временем строители пирамидальных храмовых комплексов, на месте их возведения, установили мощные вращающиеся установки, называемые гипоцентаврами жернова. Каковые представляли из себя огромные бочкообразные посудины, укрепленные на металлических каркасах, где внутри непрерывно вращались разнообразной длины лопасти. Высокая температура, создаваемая купно обвитыми вокруг той бокуры спиралями, поступающая по широкой трубе со сфероида, вместе с вращением лопастей непрерывно перемешивала внутри доставляемый с каменоломни мелкий отсев и особое вязкое вещество, создавая, похожий на каменный, жидкий раствор. Освобожденная от леса огромная в размахе территория в короткий срок приподнялась над общим уровнем земли не менее чем на девять-десять метров при помощи данного раствора, каковой перемещался по широким рукавам и укладывался степенно ровными рядьями.
И вмале на устоявшейся платформе принялись поднимать пирамидальные храмы, сразу три. Самый крупный и высокий храм, по замыслам гипоцентавров, располагался в середине той платформы, грани стен которого стали возводить строго в пирамидальной форме, ориентировано по сторонам света. В середине той центральной постройки возвышалась широченная в размахе и очень высокая труба сияющая радужными переливами. Как пояснял для Еси, Китоврас, этот рукав уходил на многие вёрсты в глубины Земли, дотягиваясь до ее сердцевины, основы.