Коло Жизни. Средина. Том второй
Шрифт:
– Однако, наша бесценность, – отозвался Велет, и, несмотря на низость, его бас прозвучал весьма благодушно. Бог повел своими могутными плечами и тем самым всколыхал испуганно замершие на его голове и венце полотнища облаков. – Узбои мы не копаем и растениями не засеиваем поля и леса. На это у нас нет способностей, на это способности у моего Отца Асила и малецыка Мора.
– Асила… Мора, – вслед за Велетом повторил мальчик и усмехнулся. Он слегка преклонил голову, и полюбовно поцеловал лежащую на его груди руку Першего таким образом благодаря за заботу. –
– И что мой дорогой они сказывают? – незамедлительно вопросил Мор и так как юноша зримо его не пугался, убрал руки от грядушки кресла, на которую досель опирался. Он все также неспешно обошел кресло и направился в сторону мальчика.
Яробор Живко нежданно резко засмеялся да столь задористо, что сверкнули радостью его очи и тотчас ему вторили улыбками Боги, особенно Перший. Ведь юноша весьма редко улыбался аль смеялся, чем самым вызывал волнение не только в рани Черных Каликамов, но и в бесицах-трясавицах.
– Могучее и грозное божество, – начал говорить, вероятно, саму байку мальчик и трепетно качнулся взад… вперед так словно его и держала только рука старшего Димурга. – Воплощение нечистых сил и самой смерти, повелевающая злобными приспешниками: бесицами-трясавицами, бесами, демонами, духами ночи, правит в тех владениях, что лежат за черной рекой Смородиной, чрез каковую перекинут Калинов Мост, Богиня Смерть, Мара, Мора.
Парень разком смолк, закрыл ладонью себе рот, будто страшась растерять свое веселье и еще звончей засмеялся. Казалось еще морг и этот смех, точно пробивающий себе русло, гулко-кипучий родник выплеснется махом изо всей его плоти.
– О.., – несколько озадаченно, а может лишь подыгрывая мальчику, протянул Мор всей своей речью и заинтересованным видом жаждая расположить его к себе. – Не думал, что я Богиня.
– Ага… ага, а коли бы знал чья супруга, – и Яроборка сызнова прыснув смехом закачался туды… сюды, но в этот раз его колыхание было приметным, ибо Перший убрав руку от его груди медлительно поднялся, высвобождая место подле него сыну.
– Еще и супруга, надеюсь не Вежды али малецыка Стыня, – широко улыбаясь, отозвался Мор.
Он, наконец, поравнялся с юношей, и, сдержав шаг, завис над ним могутной стеной. Все также степенно сын Першего присел на корточки и с такой теплотой взглянул на мальчика, что тот опешил от проскользнувшей, и вроде огладившей его кудри, пламенной любви.
– Не-а… еще хуже… хуже, – додышал громко через смех Яробор Живко и торопко ступил вперед.
Мальчик стремительно вскинул вверх руки, протягивая их навстречу Господу, ощущая плывущую от него ни с чем несравнимую близость, которую он никогда ни испытывал от людей… ни даже от матери и отца. И миг спустя густоватое смаглое сияние озарило всю голову юноши, на чуток вроде ослепив и Мора, приветственно символизируя радость самого Крушеца.
– О, мой драгоценный, – голос Мора высокий, звонкий тенор, с нотками драматической окраски, так схожий с гласом Седми, многажды сотрясся.
Бог жаждал
– Мой бесценный, бесценный малецык… мальчик. Наша радость, самое великое чудо. Так рад тебя увидеть, прикоснуться. – Господь прервался совсем на чуть-чуть, абы чрез лобызания не выплеснуть на голову юноши свое волнение, и немного погодя вопросил, – так, что… Чья Мор супруга? – несомненно, с тем проявляя особое внимание к словам Ярушки.
Юноша уже давно перестал смеяться, и днесь уткнувшись лицом в плечо Бога, на малость замер от наступившей внутри него благости и тишины.
– Ты пахнешь, как Перший и Вежды, – едва слышно прошептал он, разворачивая голову и глядя в слегка скосую грань подбородка Господа. – Не думал, что Зиждители пахнут… А Богиня Мора супруга Господа Першего.
– Гу… гу… гу, – засмеялся гулко Велет и не просто всколыхал полотнища в своде своим дернувшимся в навершие венца черным алмазом, а закачал исторгнутым звуком все помещение, где зябью колыхание пошли сами зеркальные стены. – Супруга Першего… Отца… Эт, же надо как заплели.
– Ты ноне Велет своим гыгытанием разрушишь маковку, – весьма недовольно процедил в сторону Атефа Мор, так словно его все раздражало. Впрочем, несколько секунд спустя уже много нежнее вопросил у мальчика, – и как же я пахну Ярушка?
Юноша приткнул нос к сакхи Бога и резко втянул в себя его дух, да будто наслаждаясь теми ароматами, неспешно ответил:
– Как ночная свежесть… Когда солнечное летнее светило, дотоль разморившее землю, сокрылось за горизонтом. И степенно спала жара. Когда синь небосвода выбросила свет холодных звездных светил и тем их сиянием остудила жар почвы, смахнула с ветвей, листвы и травы пылкость дня. Легкое дуновение пробежало по спящей природе, не тормоша создания, а принося на себе прохладу. Так пахнет Перший… и ты… Мор… Я вас так люблю. Вас Димургов, точно знал всегда, – мальчик перестал говорить, и, протянув к лицу Господа руку, нежно провел кончиками перст по грани его подбородка.
– Да, – нарушил сие толкование Перший, ибо знал, что мальчик днесь может припомнить о возвращение на Землю и засмурить. – Не вельми верно, не правда малецык. Ну, еще полбеды, что в тебе Мор узрели лишь женскую ипостась… Худо, что объявили моей супругой.
– Что ж Отец, будем благодарны лесикам, что они, – тотчас откликнулся Мор и так как юноша попросился вниз, неспешно наклонившись, поставил его на пол. – Что они не назвали твоей супругой Вежды или милого малецыка Стыня, это было бы совсем неприятно. А так только я… Я носящий в печище Димургов величание брата.