Шрифт:
Софушка очень отличалась от других детей, росла не по-ребячески спокойной и серьёзной. Она избегала шумных и подвижных игр, а во время прогулок держала меня или няню за руку. В отсутствии взрослых девочка старалась быть рядом со старшим братом, двенадцатилетним Артемием. Она знала, что он не растеряется и позовёт на помощь, если с ней что-то случится.
«Почему
Мой муж тоже скрывал от малютки горькую правду. Но наступил день, когда она узнала обо всём.
В то воскресенье к нам приехали гости: граф Шереметьев, его жена Катрин и двое озорников-сыновей. После обеда глава семьи удалился в кабинет, а дети затеяли игру в саду.
– Софи, ты что не пойдёшь с нами? – спросил Данила Шереметьев, непоседливый мальчишка лет десяти.
– Ты что не знал? Она больная, – шепнул ему Кирилл, ровесник моего Артемия.
– Маменька, пожалуйста! – сложив на груди ручки, взмолилась Софушка.
– А если отец узнает? Рассердится ведь, – сказала я.
– Не рассердится, всё будет хорошо, обещаю!
– Хорошо, милая, только будь осторожна, – сказала я и обратилась к няне. – Таня, не спускай с неё глаз!
Проводив детей и служанку, я разговорилась с графиней. Катрин рассказала мне о недавней поездке в Европу.
– Отчего вы не путешествуете, Жюли? – закончив, спросила она.
– Нестор служит в Академии наук, – ответила я. – Он главный хирург военного госпиталя. Ему не до путешествий.
– Ваш муж настоящий гений. Говорят, Нестор Вяземский даже безнадёжных больных ставит на ноги.
Мы продолжали беседовать, но на душе было неспокойно. Мысли то и дело возвращались к дочери. И не напрасно ныло моё материнское сердце.
Через час в доме поднялся шум и начался переполох. Нестор принёс бесчувственную Софушку на руках. Служанки переодели её в сорочку и уложили на кровать в детской. После этого мой муж велел посторонним выйти.
– Княгиня, я же запретил вам оставлять её одну, – еле сдерживая гнев, отчеканил Нестор.
– Но она была с няней, – виновато пробормотала я. – Она так просила!
– А зачем ты вышла из дома?! – обратился он к очнувшейся Софушке. – Разве я тебе позволил?
– Папенька, простите, – сбивчиво залепетала она. – Я больше никогда, обещаю!
– Я отдам в сиротский дом твоих кукол, если ты ещё раз так сделаешь, – пригрозил мой муж. – То, что ты больна, ещё не значит, что мать обязана исполнять все твои прихоти!
– Нестор! – не выдержав, вмешалась я, чтобы он не зашёл в своей строгости слишком далеко.
– Приступы участились. Все прогулки только в моём присутствии, – сказав это, Нестор удалился, но вскоре вернулся.
– Выпей, это лекарство, – он протянул дочери небольшой стакан.
– Я не хочу, оно горькое! – сделав глоток, захныкала Софушка.
– Софья, до дна! Или ты хочешь каждый день слышать колокольчик?
– Нет! – морщась от отвращения, она стала судорожно глотать чёрную, как дёготь, жидкость.
Я дотянулась до хрустальной вазы с фруктами и отломила для дочери веточку винограда, однако Нестор выхватил её из моих рук.
– Два часа ничего не есть и не пить. Лежать и не вставать, – сурово сказал он, но смягчился, когда дочь показала ему пустой стакан. – Мне нужно работать, Юля. Побудь с ней.
Мой муж ушёл. Софушка лежала, уткнувшись в подушку, и всхлипывала. Её плечики вздрагивали. Я приобняла дочь и стала гладить её тёмные, как у отца, волосы:
– Не плачь, прошу тебя! У меня разрывается сердце, когда ты плачешь.
– Кирилл сказал, что отец ставил опыты на мне, и поэтому я сделалась больна, – призналась Софушка, – что я мучение для вас, и вы мечтаете от меня избавиться.
– Выдумщик этот Кирилл, – поспешила разуверить Софью я. – Отец очень любит вас: и Артемия, и тебя, и Мишу!
Конец ознакомительного фрагмента.