Коломяжский ипподром
Шрифт:
«Посылаю тебе известие, дорогая Ната, – диктовал 20 января 1913 года письмо своей племяннице Николай Евграфович, – о смерти моей, последовавшей в Адрианополе; впрочем, ты, вероятно, слышала уже это от тети Насти или дяди Сережи».
Известие, упомянутое в письме, опубликовала одна из французских газет («Le Journal») под заголовком «Смерть авиатора Попова».
«Мы получили горькую весть, – сообщалось в нем. – Из телеграмм, поступивших с театра военных действий Болгарии против Турции, правда, весьма лаконичных, нам стало известно, что русский авиатор Попов,
Наши соотечественники, конечно же, не забыли этого симпатичного и мужественного молодого человека – героя каннской авиационной недели, который совершил свой выдающийся – соответственно тому времени – подпит, пролетев 10 апреля 1910 года из Ла-Напуль к островам и обратно.
Нас не удивляет, что несчастный спортсмен, этот смельчак и вдохновенный мечтатель, каким был Попов, пришел на помощь славянским народам, сражающимся во Фракии за свою свободу, и мы уверены, что он нашел достаточно причин для того, чтобы поставить на карту свою жизнь ради дела, которому отдал сердце.
Он погиб, как герой, и мы с глубоким волнением склоняем свои головы пред этой преждевременной могилой. – А. М.»
«Когда придешь к дяде Сереже, – писал далее Попов Наташе, – то попроси его показать тебе английскую газету и английский журнал, которые, напечатав мой портрет, ясно подтверждают известия о том, что меня убили турки.
Прощай, дорогая Ната.
Твой покойный дядя Коля».
«Английский журнал» – это тот самый «Иллюстрейтед Лондон ньюс» № 3838, о котором шла речь в самом начале нашего повествования и который объявил Попова первым в истории пилотом, павшим на войне.
Дошел этот номер журнала, а также другие английские и французские газеты, сообщавшие о гибели Николая Евграфовича, и до Петербурга. Газета «Новое время» 16 января 1913 года откликнулась на них заметкой «Жив ли Попов?», в которой, кстати, высказывались сомнения в достоверности полученных сведений, и вот почему.
«Н. Е. Попов еще недавно не мог даже владеть пером, письма свои он диктовал, – писала газета. – Зрение его было настолько испорчено, что летать ему было окончательно запрещено.
Тяжелая болезнь лишала Н. Е. Попова возможности сноситься с друзьями. За три года его болезни он редко давал о себе знать. Где он теперь находится, неизвестно. Запросить его родных тоже не представлялось возможным. Кроме брата, у него никого не было, а местопребывание его [брата] тоже неизвестно.
Быть может, эти строки попадут на глаза близких и они отзовутся на вопрос: жив ли Попов?»
А уже на следующий день «Новое время» напечатало письмо в редакцию некоего А. Верблюнского под радостным заголовком «Н. Е. Попов жив!».
«Я почел своей обязанностью, – говорилось в письме – сообщить вам следующее: 3 января я был у инженера В. И. Ребикова [12] , генерального агента российского воздушного флота во Франции, в его квартире в Париже, на 12 rue de Pre-aux-Cleres,
12
В. И. Ребиков – бывший сотрудник 1-го Российского товарищества воздухоплавания, один из конструкторов аэроплана «Россия А», построенного фабричным способом.
Будучи хорошо знаком с Н. Е. еще на войне (японской), я очень интересовался всегда его здоровьем после его падения во время последнего полета, поэтому стал расспрашивать В. И. Ребикова, где Н. Е. и как его здоровье. В. И. мне сказал, что очень недавно видел Н. Е., что Н. Е. чувствует себя лучше и безвыездно живет в Ницце. Из изложенного вы увидите, что сообщения „The London news” неверны, что „Le Journal” рано похоронил нашего славного пилота и что „The Daily Mirror” хоть и не уверен, но, не справившись в святцах, бухнул в колокол.
Н. Е. жив, я читал его письмо, я знаю его почерк и могу, и не я один, а еще восемь человек русских офицеров-летчиков, имена двух из них упомянуты в начале этого письма, и инженер В. И. Ребиков подтвердить, что Н. Е. Попов жив на радость его друзьям и почитателям».
Как же все-таки появилась информация о гибели Н. Е. Попова? И случайно ли появление ее по времени совпало с самыми трудными для Николая Евграфовича днями, когда он и вправду очутился на краю преждевременной могилы, хотя и далеко от тех мест, о которых сообщали газеты и журналы?
Первая балканская война вызвала в русском обществе живой отклик и сочувствие тем странам, которые единым фронтом выступили против угнетателя – Османской империи. Это сочувствие не ограничилось эмоциями и словами – оно нашло выход в конкретной материальной помощи, прежде всего болгарам, за освобождение которых от османского ига русские братья уже пролили кровь во время войны 1877-1878 годов.
На стороне болгар и их союзников сражалось немало русских добровольцев. Среди них были пехотинцы, артиллеристы, кавалеристы и медики. Участвовал в боях и русский добровольческий авиаотряд, в состав которого входили пилоты и авиатехники. Помогали болгарам также одиночные русские летчики, не входившие в отряд, и летчики из некоторых других стран.
Аэроплан Николая Дмитриевича Костина, совершавший разведывательный полет над осажденным Адрианополем, получил несколько пулевых пробоин. Пилот вынужден был спуститься, попал в плен к туркам и вернулся на родину лишь после прекращения военных действий.
Один из первых болгарских авиаторов поручик Христо Андреев Топракчиев, выполняя разведывательный полет, был подбит турками и сгорел в воздухе вместе со своим аэропланом.
По-видимому, эти два эпизода, соединившись под пером корреспондента в один, и легли в основу информации о гибели Николая Попова.