Колония
Шрифт:
— Мы можем с ним бороться, — сказала Бхаджат.
— С кем бороться? С туристами? С купцами? Грабя банки? Угоняя космические челноки? Что это за борьба?
— Мы делаем, что можем, — ответила Бхаджат, чувствуя себя почти так, словно говорила с отцом.
Освободитель покачал головой.
— Нет, моя милая. Бой идет с правительствами, с руководителями, принимающими решения, думающими только о себе, а не о народе.
— С богатыми, — сказала Бхаджат.
— Не с богатыми, — отрезал он. С теми, кто служит богатым и сами себе не заботясь о бедных.
— Что же мы можем сделать? — спросила она.
— Вы
— Да, — горячо заверила его Бхаджат. — Вы можете слить все наши отдельные движения борцов в одно великое всемирное движение. Мы сможем бороться против угнетателей по всему миру, объединенно, согласованно.
— Тогда отлично, — сказал освободитель. — Первое, что мы должны сделать, это вернуть пассажиров из челнока и сам аппарат. Мы не воюем с туристами и рабочими.
— Но…
— Вы своего добились. Показали, что Всемирное Правительство не может защитить своих граждан от ПРОН. Вы приобрели всемирную известность. А теперь самое время проявить щедрость.
Бхаджат все-таки колебалась.
Освободитель, чуть улыбаясь, нагнулся к ней.
— Мир любит романтического героя-разбойника Робина Гуда или Панчо Вилью — пока не страдают невинные люди. Не обращайте мировое общественное мнение против вас, чересчур долго задерживая этих пленников.
Она посмотрела в его сильные серые глаза и решила, что у нее нет выбора. Его решение было уже принято, и у него была сила для проведения этого решения в жизнь.
— Я понимаю, — сказала Бхаджат. — Вы не могли бы… организовать их освобождение?
Он кивнул.
— Я посмотрю, что можно будет сделать.
— Всемирное Правительство потребует от вас нашей выдачи, — указала она.
— Чего я, конечно, не сделаю. Это и есть цена, которую оно должно заплатить. Оно может забрать себе заложников и челнок, но не ПРОНовских… революционеров.
Он хотел сказать «террористов», поняла Бхаджат. Этому старику она доверяла — до определенной степени.
Когда Дэвид пришел в себя, он все еще находился в челноке, пристегнутый к своему креслу. В голове у него гремело от боли. Куда-то пропал толстый японец с соседнего кресла. Все пассажиры куда-то пропали. В челноке никого не было, кроме солдата в однообразной оливковой форме, ссутулившегося у переднего люка, около двери рубки.
Мы приземлились, подумал сквозь пульсирующую боль в голове Дэвид. Но…
Затем его словно стукнуло Я на Земле! Все остальное вылетело у него из головы.
Он попытался было встать, но ремни врезались ему в плечи. Он нетерпеливо расстегнул их и встал на ноги. В голове у него стоял рев, а ноги казались ватными. Он на миг прислонился к креслу из переднего ряда. Охранник посмотрел на него и зацепил большим пальцем рукоять пистолета в кобуре на бедре.
Дэвид смутно подумал, что он, должно быть, получил немалую дозу газа, раз у него так сильно болит голова. После нескольких глубоких вдохах-выдохах он подумал о мастерах дзена и йоги, умевших заставить боль исчезнуть усилием воли. Он сосредоточился на растворении боли, но от этого голова у него разболелась еще больше. Без помощи компьютера у него такое не получается, сообразил он.
Выйдя в пустой проход, он направился к открытому люку. Воздух имел странный запах, а снаружи доносились незнакомые
Или это гудит у меня в голове.
— Альто! — рявкнул охранник. — Сесьенте! [3]
Дэвид по-испански не понимал. И щелкнул коммуникатором, чтобы получить перевод у ближайшего компьютера. Но никакого ответа не пришло. Он попробовал опять.
Ничего.
Здесь нет никакого компьютера! Дэвида потрясла мысль, что где-то могут жить люди, не имеющие где-нибудь в радиусе действия имплантированного коммуникатора по крайней мере одного терминала, связанного с компьютером, используемым в режиме разделения времени.
3
Стой! Сидеть!
Мысль эта потрясла его до глубины души. Всю свою жизнь он имел возможность использовать сложную сеть взаимосвязанных компьютеров «Острова-1» в качестве дополнительной памяти, громадной энциклопедии информации, становившейся доступной для него, прямо в голову, со скоростью света. Даже на Луне он мог присосаться к компьютерам и крошечным простодушным электронным «мозгам» навигационных спутников. Но здесь, на Земле, он оказался как в пустыне.
Словно внезапно ослеп или лишился доступа ко всем библиотекам мира. Словно перенес какую-то ампутацию, лоботомию.
— Сесьенте! — повторил охранник, делая жест левой рукой, одновременно сжимая правой рукой пистолет в кобуре.
Дэвид не произнося ни слова, плюхнулся в ближайшее кресло. Охранник крикнул кому-то находившемуся снаружи, а потом опять обратил внимание в Дэвиду. Только теперь Дэвид сообразил, что тут, должно быть, ночь; горели светильные панели корабля, а на видимом ему через открытый люк небольшой участок прилегающей местности было темно.
Он попытался откинуться на спинку кресла и заснуть, но голова болела так, словно по ней барабанили.
Я добрался наконец до Земли, проворчал он про себя, а мне не дают ничего увидеть.
Он понял что задремал, только вздрогнув от прикосновения руки к своему плечу. Над ним стояла девушка, та самая, которая его вырубила.
— Вы вернулись в мир живых, — сказала она на международном английском. На губах у нее играла легкая улыбка.
Дэвид кивнул, но головная боль заставила его скривиться.
— Вам больно? — спросила она его.
— Да, черт возьми, — отозвался он. — Благодаря вам.
Она выглядела озабоченной.
— Вам не следовало пытаться оказать сопротивление. Я же предупреждала вас оставаться на месте.
— Меня никогда раньше не похищали.
— Идемте. — Она протянула руку. — Мы найдем вам что-нибудь от головной боли.
Он взял ее за руку и поднялся с кресла. Она провела его мимо охранников, и они спустились по металлической лестнице, выдвинутой из люка на землю.
Спустившись с лестницы, Дэвид остановился и огляделся кругом. Небо было нежного иссиня-черного цвета. Оно светилось. Звезды мягко мерцали, а не казались четкими немигающими точечками света, как на «Острове-1». Их тут было поменьше, но они обрисовали созвездия, известные ему по книгам: Охотник, Корабль, Южный крест. Он даже увидел расплывчатую туманность Магеллановых Облаков.