Колонизаторы
Шрифт:
Замерев на месте там, где находилась, она с недоумением посмотрела на меня и переспросила:
— Та была, что на столе?!
— Ну да, она была на столе! — Подтвердил я.
— И зачем она твоя нужна?! — Прошелестела она с изумлением.
— Затем! — Сказал я уже раздражаясь.
— Куда ты её дела?!
— Та вылила! — Известила она меня, хлопая невинно глазами.
«Ну вот начинается», — подумал я, скоро я и дышать здесь буду только с её разрешения.
— Значит, так, моя, на будущее, если я что-то оставляю на столе, значит, это мне нужно — правильно ведь?!
Хейна молча кивнула головой
— Та я же нечаянно, пролилась то она! Твоя, наверно, очень расстроена?!
— Очень! — посмотрел я на неё и рассмеялся. «Вот шельма маленькая, выкрутилась, думает, видно, что я совсем идиот», — подумал я.
— Та твоя не будет на моя больше ругаться! — спросила она робко, подходя ко мне и присаживаясь рядом на корточки.
— Моя больше не будет! — пообещал я и непроизвольно погладил её по голове.
— Но если твоя снимет с себя эту свою дурацкую униформу и наденет что-нибудь более подходящее. Для чего я тебе, по-твоему, целый шкаф закупил по твоему размеру?!
— Та это всё для моя! — взвизгнула она и помчалась смотреть обновки.
«Детский сад», — подумал я и пошёл к выходу. Дома у меня ещё остались кое-какие стратегические запасы. Но только я прикоснулся к ручке двери, как услышал всему мужскому роду всемирно известную фразу:
— Твоя это куда?!
Медленно повернувшись, я увидел до боли знакомое по фильмам ужаса выражение лица Хейны. Та стояла с таким видом, будто я собрался от неё сбежать к очередной любовнице.
— Сейчас приду, бутылку-то ты же разлила! — заметил я назидательно и вышел за дверь. «Слава богу, что вслед мне она ещё ничего не запустила из своего гардероба», — подумал я. Но, думается, вскоре и это станет привычным явлением.
Вернулся я только через часа через полтора, пришлось заехать в штаб посмотреть, как там движутся дела, и заодно кое-что приобрести, чтобы порадовать Хейну. В общем, как только я открыл дверь и зашёл внутрь, я сразу же обомлел. Правду говорят, что в каждой женщине сидит дьявол, просто он до поры до времени не высовывается. То чудо природы, которое сейчас сидело с обиженным видом в кресле, только отдалённо теперь напоминало мою прежнюю Хейну. Благодаря, конечно, своему новому облику, который она кардинально изменила. Теперь на ней была красная блузка которая ей очень шла и небесно голубая короткая юбка, придавая дополнительной свежести и очарования. Ну и про косметику она естественно не забыла, существенно изменив этим свой образ. Увидев наконец мою физиономию на пороге, она соизволила произнести только одно слово:
— При ш ё ёл! — Притом таким тоном, словно я отсутствовал у неё целую вечность, а обязался быть через 10 минут.
— Ну задержался, моя! На работу пришлось заехать, ну и кое-что в магазине прикупить по случаю выходного.
Выложив на стол содержимое пакетов, я сказал:
— Представь, достал шампанское при том из старых запасов с того мира — я показал пальцем вверх.
— А не наш местный суррогат!
Взглянув на меня, потом на бутылку, потом снова на меня, она поправила свою причёску, про которую, видимо, только сейчас
— Напоить, моя, хочешь?!
— Почему напоить?!' — удивился я.
— Просто немного расслабиться, пока возможность есть!
Посмотрев изумлённо на меня, она подошла ко мне и, присев на корточки, радостно объявила:
— Та зачем, моя твоя и так даст!
Поняв, что моего словарного запаса явно недостаточно, чтобы ей объяснить прописные истины моего странного для неё поведения, я просто ударил рукой по столу и тихо произнёс:
— Быстро села на своё место, будем сначала пить, а всё остальное потом! Ясно!
Посмотрев на меня округлёнными от удивления глазками, та быстро ретировалась на своё место забравшись с ногами на кресло.
— Так-то лучше! — сказал я и разлил шампанское по фужерам. Точнее, ей шампанское, а себе коньяк. Придвинув к ней шоколад, я пояснил:
— Этим закусывают! Поняла!
Взяв в рот плитку шоколада, та попробовала его на вкус и, довольная, кивнула головой, видимо, он ей понравился. Затем, взяв в руки фужер, она глубоко вздохнула и, зажмурившись, сразу всё выпила. Через некоторое время, видимо, когда осознала, что ничего страшного с ней так и не произошло, она удивлённо заметила:
— Та другое! Не как та гадость в той бутылки!
— Конечно, другое, та тебе нельзя, а это можно!
Через некоторое время, когда бутылка с шампанским уменьшилась почти наполовину, в настроении Хейны наметились явные перемены. До этого в её поведении прослеживалась некоторая скованность и боязливость, а в глазах стояла смертная тоска. Словно она постоянно была в напряжении, ожидая какого-нибудь подвоха и неприятности. Именно поэтому она всё это время, думаю, пыталась мне всячески угодить, лишь бы я её не прогнал и не отправил обратно в камеру. Сейчас же в ней уже начала проявляться некоторая раскованность и раскрепощённость. Глаза оживились, а на губах наконец-то появилась улыбка. Так как в моём рационе уже закончились все хранящиеся в моих архивах нужные анекдоты, я решил перейти к более насущным вещам и, чтобы отбить у неё охоту полностью забраться с ногами мне на шею, тут же огорошил её своим вопросом:
— Хейна, девочка моя, как думаешь, почему я решил пойти у тебя на поводу и даже выделил отдельное место для твоего проживания?!
Некоторое время она молчала, пытаясь осмыслить мной сказанное, затем её губы задрожали, и она, опустив глаза, еле слышно произнесла:
— Не знаю, моя до сих пор в растерянности! Подняв голову, она с явным испугом посмотрела на меня и вдруг добавила:
— Только не прогоняй меня, моя этого не переживёт! — После чего протянула руку к бутылке и, налив дрожащей рукой целый бокал шампанского, большими глотками выпила почти весь его до конца.
— Да не собираюсь я тебя никуда прогонять, мы же с тобой теперь в одной лодке! — заявил я и тут же остолбенел, так как только сию минуту въехал в суть подобного умозаключения, так как до этого думал, что у неё понятие «моя» просто заменяет собственное обозначение слова «меня» или «я», что это одно и то же, но оказалось, что она подразумевает совсем разные вещи и обозначения. Поэтому я и переспросил.
— Почему ты постоянно говоришь про себя не виде обозначения Я или меня, а только в форме прилагательного «моя» — как о какой-то вещи?!