Колос времени [СИ]

Что же такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но как скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик. Между тем вполне сознаю, что если бы ничто не уходило, то не было бы прошедшего, и если бы ничего не происходило, то не было бы будущего, и если бы не было ничего действительно существующего, то не было бы и настоящего времени…

Блаженный Августин. Исповедь. Около 400 г.

Санкт-Петербург, наши

– Я уезжаю в круэз! – гордо сообщила бабушка.

Так и было сказано – в круэз.

– Куда?! – вытаращила глаза Вера.

Разговор происходил в душной прихожей, заставленной бесчисленными коробками со всяким ненужным хламом. Хлам именовался "памятью о дорогих сердцу временах" и лишь по этой причине еще не обрел заслуженного места на здешней помойке.

Вера потерлась щекой о плечо, как всегда в подобные минуты жалея об отсутствии у людей третьей руки, которая очень бы пригодилась в тот момент, когда две другие заняты битком набитыми пакетами. Она только что вошла, еще не успела отдышаться, а на улице такая жара…

– У тебя, что, проблемы со слухом? Я ясно сказала. Анатоль взял две путевки, мы с ним едем в круэз по Ладожскому озеру – на неделю на большом белом теплоходе.

– Ааа… эээ… ну, ладно… хорошо… Значит, Анатолий Васильевич взял путевки, – пробормотала девушка, по-прежнему мало что понимая.

Пергаментные щеки бабушки слегка порозовели.

– Старый развратник! Думает, я не знаю всех его штучек. Разумеется, он решил снова пойти на приступ…

– И ты согласилась?

– Вера, мы уже в таком возрасте, что нашей репутации ничто не повредит… и это меня раздражает! К тому же, мне кажется, намерения Анатоля вполне серьезны…

Девушка задумчиво кивнула. Что ж, серьезные намерения давнего ухажера – это, конечно, повод. Ей следует порадоваться за бабушку, которая в кои веки решилась выбраться из своей пропыленной квартиры, да еще и с перспективой устройства личной жизни. И все-таки странно… Ядвига Станиславовна была такой домоседкой, что за последнее десятилетие выходила из дома только на похороны двух своих подруг детства (одна умерла семь, другая – пять лет назад), и еще один раз ее саму увозила скорая с подозрением на инфаркт. И вдруг – романтическое путешествие!

– Когда вы едете?

– Завтра, – ответила бабушка, с удовольствием оглядывая себя в облезлом зеркале стенного шкафа. В ее речи прорезался отчетливый французский прононс. – Теплоход отходит в час пополудни.

– Я тебя провожу.

– Не надо, Анатоль заедет за мной на такси. Я вызвала тебя, чтобы ты помогла мне собраться. Надеюсь, ты принесла все, о чем я просила?

– Конечно, только лучше я все-таки провожу…

– Не вздумай! – Ядвига Станиславовна обернулась так резко, что высокий кок ее жестких как проволока медно-рыжих волос, украшенный черной атласной розой, подпрыгнул словно живой. – Ты нужна мне здесь. Будешь смотреть за апартаментами в мое отсутствие.

Вера ушам своим не поверила.

– Зачем?! Бабуля, глупости какие!

– Кто-то должен кормить Барса!

Толстый полосатый кот, сидящий у бабушкиных ног, благодушно мурлыкнул, отсвечивая топазовыми глазищами.

– Барса я возьму к себе.

– И поливать цветы!

– У тебя нет никаких цветов!

– Есть! Анатоль подарил мне диффенбахию, – с нескрываемым торжеством произнесла бабушка.

Внучка кивнула.

– Хорошо, ее я тоже заберу…

– Я тебе запрещаю! Мне нужно, чтобы ты осталась здесь. Это не обсуждается! Я не хочу думать, что меня ограбят, пока я буду в круэзе. Ты видела, что случилось с парадным?

Вера посмотрела на бабушку с нескрываемым удивлением. Действительно, заходя в подъезд, она заметила, что железная дверь снята с петель и стоит аккуратно прислоненная к стене, лишь символически прикрывая вход. Примерно полгода назад по инициативе самих жильцов все подъезды бабушкиного дома оснастили новыми домофонами, на которые опять-таки скинулись сами жильцы… все, кроме бабушки. Та с самого начала приняла идею модернизации в штыки, называя ее не иначе, как "происками дьявола", и уверяя – мол, она (бабушка) потому и прожила столь долгую плодотворную жизнь, что нечистый с его штучками никогда не мог к ней подобраться. И впредь пусть не надеется.

Удивительное дело! Оказалось, что воля одного человека вполне может возобладать над мнением коллектива, и с момента установки домофоны соседних подъездов работали, как часы, а бабушкин ломался с завидной регулярностью, приблизительно раз в две недели.

– Я-то видела, а вот ты откуда об этом знаешь?

– Утром я ходила в булочную…

Внучка вскинула брови.

– Софья с третьего этажа ходила и рассказала мне, – поправилась Ядвига Станиславовна и, чуть поколебавшись, схватилась за сердце. – Боже, ты хочешь моей смерти…

– Бабуля!

– Тогда пообещай, нет, поклянись всем, что еще для тебя дорого, что ни на минуту не оставишь этот дом, пока я буду в отъезде…

– Бабуля!!

– Поклянись! – неожиданно глубоким голосом воскликнула бабушка, устремив на внучку пронзительный взгляд темных глаз.

В коробках что-то зазвенело, и Вера внезапно ощутила приступ головокружения.

– Ладно, клянусь, – устало отмахнулась она, проходя на кухню.

Настоявшая на своем Ядвига Станиславовна мгновенно повеселела и выглядела теперь чрезвычайно довольной.

– Вот и отлично! Смотри, Вера, ты поклялась. А теперь вставай и помоги мне собраться. Осталось так мало времени, а у меня еще столько дел…

На следующий день, проводив бабушку до такси, благополучно загрузив ее, два чемодана и сафьяновый несессер в машину, Вера выслушала искренние заверения Анатолия Васильевича в том, что "с дражайшей Ядвиги не упадет и волоса" и втайне от бабушки выудила у него обещание отзвониться, как только окажутся на теплоходе. Потом она вернулась в квартиру, забралась с ногами в любимое кресло-качалку и задумалась.