Шрифт:
Обычный летний день
I
Антсу показалось, что он только едва задремал, когда в изголовье затарахтел будильник. Не раскрывая глаз, Антс накрыл его ладонью. И продолжал спать.
Он спал и не спал. В каком-то полусне, в неясном сновидении звон продолжался, пока мальчик — куда же денешься от назойливого тарахтения — не открыл глаза.
Сквозь верх палатки пробивался свет нового дня. «Цвирк-цвирк-цвирк…» — цвиркала над головой какая-то птица. Антс бросил взгляд на друзей. Март при каждом вдохе и
Антс затяжно зевнул. И сопение Марта, и сонное бормотание Юло не побуждали вылезти из постели. Воздух был прохладным, и тем приятнее было тепло под одеялом. И так ли уж всерьез шел вечером разговор о рыбалке? Разговор разговором, но ведь известно, что предприятие, которое вечером казалось таким заманчивым, утром не обязательно должно выглядеть так же.
«Цвирк-цвирк-цвирк…» — пела птичка свою песенку, и песенка эта звучала, как звон бубенчика. Ее сопровождал разноголосый хор. Антс снова зевнул — наверно, он снова чуть вздремнул — и, поднявшись, сел. Хотя надоедливый звон будильника не помешал ему снова вздремнуть, удовольствие от сна было испорчено; но если немножко подумать, то в такой излучине реки… «В такой излучине люди вытаскивают из воды килограммовых окуней!» — объявил Антс вчера вечером. А это было сказано не просто так, ради красного словца. И напрасно Юло скалил зубы — он ведь сам нигде рыбы не видел, кроме как на столе в кухне.
Раннее пробуждение и подъем чем-то напоминают вхождение в прохладную воду. Сначала пробуешь воду пальцами ноги, долго сомневаешься на берегу, но затем разом бросаешься в воду и получаешь массу удовольствия. Антс решительно отбросил одеяло, схватил сложенную в кучку одежду и вылез из палатки.
Утро было прохладным и светлым, небо ясным, каким-то особенно ярким и воздушным. Антс поискал глазами солнце — его не было. Еще не встало. Росная трава щекотала пятки. Последние остатки сна исчезли из глаз.
— О-хо-хо-хо-хо-хохо-оооо! — воскликнул вдруг Антс, набрав полную грудь воздуха. Из куста с шумом выпорхнула птица. Эха не было! И хотя ничего больше слышно не было, Антсу показалось, что утро звенит, словно хрусталь. Эх, вы, там в палатке, сколько чудес прохрапели мы по утрам!
Одежда отсырела, но не была неприятна. Антс взял приготовленные с вечера удочку и коробочку с червями. От его ног на зеленой росной траве осталась темная полоса.
Край неба засветился желтовато-зеленым. Всходило солнце.
«Из-за леса поднялось пурпурно-красное солнце…» Подобными цветистыми фразами Антс не раз начинал домашние сочинения, хотя и не имел точного представления, какой именно оттенок красного называется пурпурным. И восхода солнца из-за леса Антс никогда еще не видел собственными глазами. Даже зимой не видел, нельзя же считать восходом появление солнца высоко в небе из-за дома напротив.
Солнце всходило. Самого его еще не было видно, но на реке творились чудеса. Только что тусклый и молочно-матовый туман над водой сделался серебристым… золотистым… розовым… Свернув в излучине, река, казалось, текла прямо в солнце. Туман тоже тек и струился и начинал ярче светиться. Антс завороженный стоял в излучине реки и смотрел так, что глазам стало больно. Затем солнечное тепло коснулось его лица.
Антс
На прибрежные ирисы опускалась голубокрылая стрекозка. Поплавок весело плюхнулся в воду. «Ни пуха ни пера!» — пожелал ему вслед Антс.
Поплавок долго неподвижно торчал над поверхностью воды. Ну да, ведь большой окунь — это не какой-нибудь плот-веныш, который бросается на каждую крошку. Большой окунь сначала изучит наживку со всех сторон, посмотрит и подумает, но уж затем как клюнет…
Поплавок вздрогнул, вздрогнул и удильщик. Поплавок вздрогнул снова и медленно ушел под воду. Ну ты подумай, так и есть, окунь клюнул! Серебристая рыбка сверкнула в воздухе. На мокрой траве билась плотвичка, чуть побольше пальца.
— Ах ты, шельма, червяка начисто сгрызла! — ворчал Антс, но глаза его смеялись. Зря Юло вечером скалил зубы, совершенно напрасно. Ведь и эта плотвица не безмозглая дура, тут нужен человек, знающий дело. И коль есть плотвичка, и не такая уж крохотная, то будет положен рядом с нею и порядочный окунь!
Вокруг поплавка снова возник маленький водяной круг. И на поплавке, танцующем в центре расходящихся по воде кругов, замкнулся теперь для Антса весь мир, вся неповторимая прелесть утра.
II
— О-го-го-го-го-о-о-оу! — донеслось со стороны палатки.
Тупицы! Разве может рыбак, сидящий с удочкой на берегу, откликнуться!
Откликаться и не потребовалось. Вскоре оба приятеля были на берегу реки. В плавках, с полотенцами на шее, загорелые, как дачники.
— Проснулся все-таки? — изумился Март.
— Ты хоть поспал немного? — спросил Юло.
Ну и чудаки! Вот сейчас бы и клюнул большой… До чего было бы здорово! Словно по заказу, дрогнул поплавок. Серебристая добыча промелькнула в воздухе.
— Гляди, гляди, какой подходящий парень! — удивился Юло барахтающейся на берегу плотве, хотя это и не был ни какой парень, а вполне обычная малявка. — Ну что ты скажешь, а?
Рыбак только кашлянул.
— Одиннадцать штук. И в том числе четыре окуня, — пересчитал Март лежащий в траве улов. — Приличная рыба для ухи, словно на подбор. Да-да!
Что может ответить на это рыбак? И ведь верно — рыба для ухи не должна быть крупной. Большую рыбу хорошо жарить, а в походе где возьмешь для этого сковороду? Да и нет у жареной рыбы того смаку.
— Нечего рассуждать, разводим огонь, и рыбу в котелок! — взял на себя руководство Март. — Ты, Юло, займись костром, а я схожу за посудой.
Вскорости на берегу реки тянулся к небу дымок.
— Прямо вверх поднимается, будет хороший день, — утверждал Март.
Теперь с удочкой сидел Юло. Ну, да это не так просто — мол, насади червяка на крючок и вытаскивай рыбу. Не так это просто. Но Антс не стал объяснять Юло, лишь заметил: