Колумбийская балалайка
Шрифт:
Как это ни прискорбно, но в этой истории я выгляжу как полное чмо. Нет бы сразу догадаться, что взрыв на катере неслучаен, что нас пасли с самого начала — профессионально пасли, кстати говоря… а потом, когда выпал удобный случай, решили, видимо, перейти к активной фазе. А я? Мне нужно было не в оранжевое корыто это спасательное сигать, а, наоборот, — с другого борта, да в морскую синь, да проплыть тайком до берега, да выбраться незаметно, да поглядеть, кто и почему, и спокойненько разработать план действий в условиях непредвиденной ситуации.
Ладно, тут мы лопухнулись. Но ведь уже в корыте, когда прозвучали слова «базука» и «бандитос», можно было понять, что катер примитивнейшим образом расстреляли с берега? Можно было. И нужно. И по тому, с какой скоростью он затонул, ежу понятно, что попали в машинное отделение. Или же случайно, или специально целились. При нашей работе предполагать надо худшее: значит, целились специально. Дальше. Из простой базуки засандалить гранату с подобной точностью невозможно. Значит, ребята серьезные, с серьезным ракетным комплексом и нешуточными намерениями — не просто заложников взять и выкуп потребовать.
Да уж, подвели меня рефлексы агента влияния. И вместо того, чтобы тупо таращиться на опекаемую «персону» (здесь ли, не утопла ли, не ранена ли), надо было тут же смекнуть, что обстрел гражданского катера на границе с Колумбией — это не хухры-мухры, что за атакой последуют захват пассажиров и, не приведи Бог, зачистка. И надо было, опять же, мягонько перевалиться через борт спасательного корыта и драпать к берегу. Потому что привычка у меня такая — в одиночку работать. И когда Энрике с простреленной головой повалился в бутылочно-зеленую воду, когда резиновое корыто с проколотыми армейским ножом секциями отправилось на дно, в компанию к «Виктории», стало окончательно ясно, что добром эта катавасия не закончится. Эх, товарищ генерал-майор Ермакин, Григорий свет-Салтанович, отец родной, по головке не погладит. Ну да что толку после драки кулаками махать.
А началась катавасия так. Дислоцируюсь возле кормы, поправляю здоровье лекарством под названием «отвертка» (пятьдесят водки на двести апельсинового джюса — и именно в такой пропорции, иначе это уже не лекарство. Иначе это уже не «отвертка», а форменный «штопор»). И чинно беседую кое с кем из спутников на тему того, что как это хорошо, что сезон дождей еще не начался, хотя уже пора бы, и, кстати, был ли вчера метеоритный дождь — потому как в здешних местах метеоритные дожди явление нередкое. Я-то никаких дождей, ни метеоритных, ни обычных, вчера не помню, недосуг мне было на небо смотреть, за «персоной» уследить бы.
В общем, беседую светски и по сторонам не забываю поглядывать. Идем вдоль берега — узла три-четыре, не больше. Мотор работает ровно, умиротворенно. Ветерок подмышки приятно обдувает, «отвертка» прохладная манит из запотевшего бокала. Хотя «отвертка» с утра — не самое хорошее начало трудового дня, но после вчерашней оргии более чем полезное. В рубке усатый Энрике показания каких-то приборов на пульте управления катером изучает. Репу чешет озадаченно. Лепота.
И тут.
Краем уха улавливаю едва слышный плеск. По левому борту. Нарастающий. И вроде бы тень какая-то в воде проскользнула — то ли акула, то ли торпеда. Вдруг ни с того ни с сего: ХЕ-Р-РАК! Палуба буквально встает на дыбы, я отлетаю к леерам правого борта, тент с надписью «Marlboro» упархивает в море, початый бокал с «отверткой» разбивается вдребезги. Грохот такой, что аж в глазах потемнело. И вроде бы заорал кто-то. Озираюсь. Крен катера на левый борт — градусов двадцать; и — увеличивается, зараза. Откуда-то со стороны левого борта дым валит, уже и языки пламени появились. Пассажиры кто в чем за борт сигают.
Вот тут-то мне б поумнее пассажиров быть. Рюхнуть бы, что это не просто движок взорвался. Что это — акция, и вряд ли дружественная. Но рефлексы оказались сильней. Главное было — не потерять из зоны видимости «персону». Как только она вновь нарисовалась и тут же исчезла за бортом, я следом за ней. «Солдатиком». В воду. Плюнув на вещи в каюте. Плюнув на оружие, рацию и кое-какие джеймс-бондовские причиндалы.
Кретинизм, конечно.
Ну и что? Ну, живы и я, и моя подопечная персона класса «А». А толку? Быстренько пересчитываю людей в корыте — все ли семеро спаслись. Все мы тут: новый русский Миша, его секретарша Татьяна, похмельный Вова, морячок Алексей, старик по отчеству то ли Михалыч, то ли Борисыч, растрепанная Люба и бравый капитан Энрике. Сидим, на море тупо глядим. В шоке. Обсыхаем. Кто в чем. Главным образом в несерьезных шортиках, сандаликах и футболочках. Вещей почти ни у кого. Скверно, очень скверно.
Мне становится жарко, и не столько от солнца, сколько от осознания того, что мы влипли по-крупному. И по-делать-то я ничего не могу, кроме как тупо продолжать игру по легенде и ждать, пока обстановка прояснится.
— Это пограничники? — неуверенно произнесла растрепанная рыжеволосая женщина на корме.
Никто ей не ответил.
— Правда ведь? — Она обхватила себя за плечи и впилась ногтями в кожу. — Скажите, что это пограничники!
Голос ее сорвался.
— Кто бы то ни был. — Старик в кепке напряженно вглядывался в приближающиеся моторки. — Так, быстро, хорошие мои, документы есть у кого?
— Документы?.. — тупо переспросил Миша и вдруг опять схватился за голову. — Ой, блин! Барсетка в каюте! Кредитки, мобильник!..
— Ясно. — Старик выудил из нагрудного кармана книжицу темно-зеленого цвета в пластиковой обложке, отряхнул от воды, открыл.
— У меня есть. Паспорт моряка, — сообщил «Рыбфлот» и запустил руки в груду вещей на дне.
— Подмок малость. — Старик разглядывал вытащенный документ. — Но не расплылся.
— А у меня в отеле остался. — Рыжеволосая Любка оглядела свой нехитрый наряд с таким видом, будто только сейчас заметила, что на ней всего лишь купальник.
— Михалыч, а что, это действительно пограничники? — Татьяна не отрываясь смотрела на моторки.
— Борисыч, — поправил старик.
— Да?.. А мне почему-то казалось.
До лодок оставалось метров сорок, и уже можно было разглядеть сидящих в них людей. В форме. Вооруженных.
— Черт их разберет. Но, Танюша, — вдруг сказал Борисыч и крепко взял девушку за локоть, — мне кажется, пока не стоит выдавать им, что вы хаблаете по-эспаньольски. Сделайте вид, что ничего не понимаете. Пусть Энрике общается.
— Это еще почему? — спросил Михаил.
— Ну просто на всякий случай.
Наблюдая за приближением гостей, Вова нащупал упаковку с пивом, отработанным движением разорвал, достал украшенную надписями и коронами жестянку, вскрыл ее и опрокинул в рот.
Метрах в десяти гости одновременно заглушили моторы, и оставшееся расстояние лодки бледно-зеленого цвета проделали по инерции. Первая несильно стукнулась о лодку русских, и один из сидящих в ней людей ухватился за оранжевый борт, чтобы не проскочить мимо. Вторая обогнула с другой стороны и замерла, покачиваясь на волне, чуть впереди.