Колумбийская балалайка
Шрифт:
Так я вместе с детективом Кастилио отправился через площадь Сан-Луис-Потоси в городскую ратушу. Не скажу, чтобы мне было страшно, сеньор, но, признаюсь, было не по себе. Ведь на этой пустой, открытой площади я был самой лучшей мишенью, какую только может себе вообразить снайпер в самых смелых фантазиях. Но обошлось, русские сеньоры и сеньориты не стали убивать панамского полицейского. Наоборот, они открыли нам с детективом Кастилио дверь.
Нас тут же обыскал человек в футболке, на которой было нарисовано всего одно слово из русских букв. Другой человек, женщина с рыжими волосами, в это время держала нас на прицеле. Правильно держала, стоя так, чтобы ее напарник в случае чего не оказался на линии огня. Потом нас повели наверх.
Да, я вам скажу, эта ратуша могла послужить крепостью. На второй этаж вела узкая, крутая лестница, и с площадки второго этажа один защитник мог бы сдерживать толпу разъяренных воинов, вынужденных подниматься гуськом. И все лестницы в ратуше были такие. Я убедился: здесь можно успешно держать оборону, забираясь все выше и выше, до самой башни с часами.
На площадке второго этажа я заметил возле лестницы две кадки с цветами и бронзовую полуметровую статую команданте Симона Боливара. И я оценил простоту и эффективность замысла русских: сбрось вниз эти предметы — и лестница тут же превратится в непроходимый заслон.
Сеньор Мигуил Сукнов встретил меня в приемной перед кабинетом мэра. Сеньор Сукнов ел чипсы, запивая их минералкой. Его слова переводила сеньорита с молодым, но усталым лицом. Очень симпатичная сеньорита с кругами под глазами.
Я передал ему ваши слова и протянул выданные вами ксерокопии документов.
«Уважаю, — сказал мне сеньор Сукнов. — Тебя и твоего многоуважаемого сеньора (про Влиятельное Лицо бизнесмен Сукнов ничего не говорил, Астремадурас сам добавил его имя, добавил не из подхалимажа, а чтобы вдруг не обидеть столь почтенного человека). Притащиться за мной черт знает куда. Лезть под пули, зажав в зубах бланки фруктового контракта… Это сильно. Да, все верно, мне сейчас еще только и не хватало торговать бананами крупным оптом. Самое время».
И с этими словами он подписал документы.
«Но учти, если со мной что случится в этой драной Колумбии, мои партнеры могут оспорить подпись на основании сделанной мною пометки», — сказал сеньор Мигуил Сукнов, отдавая мне бумаги. Вы видели эту пометку, сеньор?
Влиятельное Лицо кивнуло. Сеньор Сукнов указал час, число и год подписания контракта, а также место подписания — город Текесси.
— Напоследок он сказал мне: «Если хочешь, оставайся со своим другом с нами, мы зададим перца этим ко-лумбусам». Но я вежливо отказался. А потом, вспомнив напутствие Диего Марсиа, спросил, жив ли дон Мигель Испартеро, а также мэр этого города, и нельзя ли их на что-нибудь обменять. «Передай лесным братьям вот что, — сказал сеньор Сукнов. — Дон этот — слишком ценный заложник, чтобы его менять. И вообще, про дона мы будем говорить только в присутствии русского консула. А мэра — пожалуйста. Так и передай: мэра в обмен на продовольствие. Два ящика тушенки и бочонок питьевой воды. Мы выйдем на связь через час. Все, чао, привет Панаме и твоему глубокоуважаемому сеньору. Ждите, вернусь в отель за вещами. И смотрите, чтоб ничего не пропало. А то… Впрочем, сам видишь, что с вами будет, если у меня пропадет хоть носок».
Мы с детективом Кастилио снова прошли через площадь, и никто не выстрелил нам в спину. Мы свернули за угол, и я почувствовал, как с души у меня свалился огромный камень. Я выполнил поручение, я закончил расследование по исчезновению катера «Виктория», установил судьбу капитана Энрике, я мог возвращаться домой. Домой! Если б вы знали, как к тому часу мне осточертела Колумбия!
Заново переживая захлестнувшее его тогда чувство, Астремадурас непроизвольно взмахнул рукой, словно бросая через голову комок бумаги. И тут же устыдился своей горячности. Конечно, второй человек полицейского участка должен быть сдержаннее. Смущенно поерзав ста пятьюдесятью килограммами в шезлонге, он приступил к заключительной части отчета:
— Диего Марсиа, выслушав меня, сказал: «Про консула я уже знаю, мэра пусть оставят себе, а вот то, что русские готовятся к длительной осаде, — это ценные сведения. Иди, панамец, думаю, тебе здесь нечего больше делать». Но в тот момент я не мог уехать. Я должен был дождаться развязки, дабы рассказать вам, сеньор, что стало с бизнесменом Сукновым. И потом, я не мог уехать из города, охваченного столь страшным бедствием. Да и просто наблюдать за развитием событий в такой час я не мог. Поэтому мы с детективом Кастилио стали помогать местным жителям бороться с пожаром. Мы уехали только вечером, когда огонь уничтожил все, что смог уничтожить, и, насытившись, постепенно затихал, уходил в землю. Местный житель подбросил нас на грузовике до шоссе, по которому ходят автобусы дальнего следования. Нас — это меня, детектива Кастилио и Агустино.
Астремадурас все-таки кое о чем умолчал. Например, о том, что Агустино объявился лишь к вечеру. И тащил на спине огромный мешок. Тому, кто знает Агустино с детства, не пришлось ломать голову над тем, что у него в мешке и чем занимался этот парень во время пожара. Но зачем засорять слух Влиятельного Лица столь гнусными подробностями?..
Астремадурас замолчал. Он закончил свой отчет. Ведь полицейский начал его как раз с того, чем все закончилось, чтобы сеньор не мучился, какой финал его ждет — хороший или плохой. Астремадурас замолчал.
Влиятельное Лицо взяло со столика бокал с кальвадосом, прищурившись, посмотрело сквозь кальвадос на солнце.
— Мне все понятно. Ты справился с поручением. Ты сделал и узнал все, что мог, — произнесло Влиятельное Лицо. — У меня остался последний вопрос.
Астремадурас окаменел, превратился в бронзовую статую команданте Боливара. Из органов чувств в живых остался только слух.
В этот момент он еще не знал, что ждет его впереди, не знал, что Влиятельное Лицо уже все решило. И через месяц он получит назначение на должность первого человека — но не двадцать седьмого, а двадцать пятого участка. Однако детектива Кастилио взять с собой на новое место не сможет — детектив Кастилио перейдет на службу к Влиятельному Лицу, станет его телохранителем, вдобавок будет выполнять некоторые его деликатные поручения…
А сейчас Влиятельное Лицо смотрело сквозь кальвадос на солнце, сияющее над Панамой.
— Итак, последний вопрос. Зачем ты взял с собой этого… как его…
Влиятельное Лицо наморщило лоб, щелкнуло пальцами. Человек на таком посту не обязан помнить имена всяких безмозглых пекино.
— Агустино, — подсказал Астремадурас.
— Вот именно, — кивнуло Влиятельное Лицо. — Так зачем, никак не пойму?
Астремадурас знал, что врать этому человеку бесполезно, что он чувствует ложь, как акула раненого пловца — за километры.
— Друг детства. Вместе учились. — И Астремадурас зачем-то добавил: — В одной школе на улице Аурелиано Химентеса.
Дон Мигель Испартеро оставил при себе лишь одного человека, отправив остальных на розыски русских.
Оставшегося при нем человека сняли без единого выстрела. Это дон Мигель понял, когда открылась дверь кабинета мэра.
Дверь открылась необычно — если учесть, куда она вела. Ее распахнули пинком ноги. Дон Мигель, сидевший за столом над картой города, рефлекторно выхватил пистолет, упал на пол, перевернулся, вскинул руку.