Колумбы неведомых миров
Шрифт:
– Понимаю, - прошептал я, подавленный грандиозными возможностями нового космического корабля.
– А какова скорость ракеты?
– Двести девяносто девять тысяч семьсот девяносто пять километров в секунду, - с гордостью ответил Самойлов.
– Понимаешь теперь, какое замедление времени даст гравитонная ракета? Ровно в тысячу двести рае по сравнению с земным временем! До центра Галактики она долетит за двадцать пять-тридцать лет! Путешествие стало возможным!
– Да-да, -машинально согласился я, усиленно размышляя о захватывающих перспективах галактического полета.
– Но это не все, -
– Гравитонная ракета может развить скорость больше световой!
– Это невозможно, - храбро возразил я.
– Скорость света является предельной, недостижимой для тел скоростью во Вселенной. Так учили наших предков и нас самих.
Самойлов торжественно поднял кверху указательный палец.
– Постулат Эйнштейна о том, что скорость света есть наивысшая скорость в природе, не является абсолютно верным. Скорость света - это сложный процесс передачи энергии от одной микросистемы к другой, в ходе которой скорость передачи энергии превышает световую. Открыт более глубокий закон природы, который гласит: скорость света - это лишь нижний предел скорости передачи взаимодействий в мезонном поле. Верхним пределом является скорость распространения гравитонов.
– Какова их скорость?
– спросил я голосом, хриплым от волнения.
– В тысячу раз больше скорости света!
Передо мной словно рушился мир. Теория относительности, полтора столетия державшая все здания физики, оказалась всего лишь частным случаем более общей теории пространства-времени-тяготения…
Насмешливый голос академика вывел меня из задумчивости:
– Итак, вы пришли проситься на гравитонную ракету?
– Да, - ответил я смущенно.
– А вы согласны меня взять?…
Ученый некоторое время молчал, дружелюбно рассматривая меня.
– Ты мне нравишься. Будешь штурманом, - просто ответил он.
– А сколько человек входит в состав экипажа ракеты?
– Два.
– Это кроме меня и вас?…
– Нет, всего два, - повторил ученый.
– Как?! Всего лишь два человека?…
– Не удивляйся. Гравитонная ракета - новая и еще не испытанная машина для преодоления пространства-времени… Поэтому Всемирный научно-технический совет, обсуждая вопрос о галактическом путешествии, вначале хотел послать ракету вообще без людей, заменив их роботами. Но после жарких споров совет удовлетворил мое желание - самому лететь на гравитонном корабле - и разрешил взять одного добровольца штурмана. Мне надо лично проверить ряд теоретических положений… Тридцать лет мы работали над новой теорией тяготения. Ошибки не должно быть. Но все же… чрезвычайно интересно проверить на практике, какие свойства получат пространство, время, масса тел за порогом скорости света.
– При скорости, равной скорости света, время в астролетах должно остановиться, - несмело заявил я, вспоминая формулу Лоренца.
– Вот именно, - неожиданно поддержал меня Самойлов.
– Однако, я не могу сейчас предсказать, что произойдет со временем при сверхсветовой скорости. Логика подсказывает нам, что время должно бы двинуться вспять… раз при движении со скоростью света оно останавливается… - Академик неожиданно грустно улыбнулся.
– Только познав все, можно умирать. Я хотел бы жить бесконечно… - И тотчас перешел на сухой, деловой тон: - Итак, решено, мы летим. Через полгода на Лунном космодроме, “Море Дождей”, состоится старт гравитонной ракеты “Урания”.
Незадолго до отлета на Луну, где нас ожидала “Урания”, Высший совет по освоению Космоса устроил в Космоцентре прощальный банкет. Как сейчас помню огромный зал со сферическим куполом, тысячи оживленных лиц, столы, уставленные легкими напитками, яствами и цветами, тихую музыку и улыбки детей, по давнему обычаю пришедших пожелать нам благополучного возвращения…
Пока произносились вступительные речи и поднимались тосты, я незаметно вышел на площадь Космоцентра. Там перед телевизионным экраном, во всю стену противоположного здания, толпились тысячи людей.
Побродив по площади некоторое время, я возвратился в зал.
И вовремя. Выступал Самойлов. Я немного развеселился, увидев над высокой кафедрой воинственно сверкающие очки-“телескопы”.
– Мы счастливы, - патетически начал академик, и я невольно расправил плечи.
– Да, мы счастливы, что именно нам выпало счастье… - Тут он запнулся, сообразив, очевидно, что слишком много получается счастья.
– Мы рады, что первыми из людей полетим туда, где человечеству откроются новые горизонты познания. Еще Циолковский сказал…
Я так и предполагал, что академик не умеет произносить торжественных речей, и облегченно вздохнул, когда он принялся отвечать на записки. Первая из них, смятая в комок, спикировала с галерки прямо на кафедру. Самойлов развернул записку, прочел и торжественно поднял палец.
– Вопрос по существу, - объявил он.
– Чувствуется, что его задал мой студент. (Протестующие возгласы сверху.) - “Почему к центру Галактики, а не ближе?” Видите ли, планетные системы в тех областях много старше нашей, и именно там мы рассчитываем найти не просто органическую жизнь, но и древние цивилизации… Не случайно намечена и конкретная цель: желтая звезда, совершенно идентичная нашему Солнцу, с планетной системой. Несомненно, что там отыщется хоть одна планета, подобная нашей Земле.
– Каким принципом вы руководствовались при выборе вашего астронавигатора?
Это было сказано неокрепшим мальчишеским басом (вероятно, первокурсник Академии звездоплавания).
– Да, да!
– подтвердило сверху множество голосов.
– Извольте, отвечу, - отпарировал Самойлов и успокаивающе повел ладонью в нашу сторону.
– Мне импонирует, что Виктор Андреев одинакового со мной роста и не придется в продолжение долгих лет смотреть на него сверху вниз.
Мальчишеский бас не унимался:
– Это не ответ!… Все хотят лететь!
– Да, да! Мы тоже высокого роста.
– Увы, - академик развел руками.
– Приятно видеть ваш энтузиазм, но вместе с тем и прискорбно. Всех желающих не возьмешь… Мой спутник имеет еще одно неоспоримое преимущество: он молод… (Возглас с галерки: “Я тоже молод!”.) Это заметно, - немедленно отозвался Самойлов.
– Он молод, но несмотря на это, налетал уже триллион километров. Легкие у него, как паруса!… И великолепное сердце. (“В каком смысле?” - прозвенел лукавый женский голос.)