Колумбы российские
Шрифт:
Гордая индейская принцесса, дочь одного из вождей племени кенайцев, Анна первое время, появившись в доме Баранова, с презрением смотрела на усилия монахов привести ее в лоно христианской православной веры. Один из монахов, «неистовый» Нектарий, как его называли промышленные, с особенным усердием старался вырвать ее из «сетей темноты» — поклонения варварским идолам. Анна высокомерно выслушивала горячие, пламенные убеждения Нектария, смотрела на него прямо в упор своими прекрасными черными, как уголья, глазами, и затем, усмехнувшись, уходила прочь под крики и угрозы фанатичного, несдержанного монаха.
Чудно красива Анна, красива гордым спокойствием своих черных глаз, тонким орлиным носом, жемчугом белоснежных зубов и тяжелыми черными косами. Даже грубое, неуклюжее русское платье и платок на голове — это по настоянию Баранова, не могли скрыть ее дикой красоты.
В те же дни, когда она надевала свое красочное индейское платье с неописуемыми красками изумительных рисунков, не было равной ей красавицы ни на острове Кадьяке, ни на Кенайском полуострове.
Что-то дикое, необузданное виделось в ее взоре, какая-то исключительная красота, и даже грозный Баранов, одно имя которого заставляло трепетать туземцев, сам не знающий границ своему необузданному характеру и ломающий самых диких и неисправимых людей, даже он должен был признаться, что и ему не под силу подмять ее, и оставил в покое.
Прошли годы и, как ни странно, но иеродиакон Нектарий каким-то образом сумел все же заронить в душу Анны религиозное семя. Анна с той же необузданной страстностью, с которой она отрекалась от восприятия христианства, перейдя в православие, со всей горячностью неофита и неукротимостью своего нрава стала горячей истинно верующей христианкой, верной дочерью православной церкви. И этот стремительный переход из одной крайности в другую заставлял первое время Александра Андреевича только разводить руками. Он сам не особенно придерживался исполнения христианских обрядов, хотя все церковные службы посещал по большим двунадесятым праздникам и царским дням.
Позже он заметил горячую приверженность Анны к церкви и ее постепенное отчуждение от него и от Антипатра. То, что она как будто отошла дальше от него — его мало беспокоило, но безразличие матери к сыну его сильно волновало. Он не понимал, как могла мать лишить сына материнской ласки, в которой ребенок так нуждался и к которой он тянулся, как только что распустившийся цветок к солнцу.
И вдруг что-то осенило Баранова, и ему стало все ясно. Став христианкой, Анна Григорьевна под влиянием монахов пришла к убеждению, что ее сожительство с Барановым неправильно и грешно, и что ее ребенок родился «во грехе».
Занят был Баранов страшно, и поэтому не мог уделять много внимания ни Аннушке, ни Антипатру. Только изредка мог он улучить минутку, чтобы приласкать сына. Шелиховские владения в Америке переживали тяжелые, критические времена — судьба всего дела, созданного Шелиховым, висела на волоске, и только от одного человека, от Баранова, зависело — «быть Русской Америке или не быть».
Часто советовался Баранов со своим верным помощником Иваном Кусковым. У Кускова была незыблемая вера в способности Баранова, вера, которой он не терял ни в хорошие, ни в плохие времена. Последние четыре года, без вестей и помощи из Охотска, могли бы поколебать такую веру у каждого человека, но только не у Кускова. И если Баранова вдруг начинали охватывать сомнения в возможности продолжать начатое дело, то в такие моменты он знал — стоит поговорить с Кусковым, и все его сомнения станут мелкими и незначительными.
— Ну что, Иван, — как-то заметил он Кускову, возвращаясь из деревушки алеутов после инспекции вернувшейся из очередного похода в море группы охотников, — а ведь скоро и наши байдары, поди, вернутся с Уналашки, узнаем, что там творится, может, Ларионов больше знает, чем мы тут на отлете.
— Да, пора им вернуться, если живы остались… море ведь бурное было, когда мы отправили их в Уналашку.
— Чего там говорить, — поморщился Баранов, — конечно, живы и вернутся скоро с новостями. А пока что поговорим о себе, о тех, кто находится здесь. Как насчет рыбы, довольно ли?
— Да в рыбе теперь недостатка как будто нет. И ракушек на берегу вдоволь. Вот овощей бы получить откуда да хлебца! Валит цинга народ. Скоро никого не останется на ногах.
— Не думал я, Иван, что так тяжело будет. Ни моря бурного, ни работы тяжелой не страшился, а вот об этом, о голоде, о смерти голодной не думал, не предполагал даже, что с этим встретимся, не думал, что покинут нас на четыре года. Если этим летом не придет корабль из Охотска — каюк всем нам, конец…
Баранов вдруг ожесточился, свирепо посмотрел на Кускова…
— Не сдадимся мы, Иван, не возьмет нас костлявая… Сядем в байдарки и пойдем на материк американский, траву зеленую будем есть вместо овощей, да и овощи достанем у индейцев — не добром, так силой!.. Вот подождем немного, узнаем, что скажет Ларионов, да и айда — пойдем на Ситку… Да и пора узнать, как они там орудуют.
Его суровое лицо вдруг смягчилось.
Подождем немного еще, ведь Аннушка вот-вот разрешится, прибавление семейства, значит, ожидаю, — и он неожиданно широко улыбнулся. — Растет моя семья, Иван, растет…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ: НОВОСТИ С УНАЛАШКИ
1
— Поздравляю, Александр Андреевич, с прибавлением семейства, — Кусков вошел в избу Баранова и тепло приветствовал его. — Девочка, я слышал!
— Да девочка… — радостно сообщил ему Баранов, — красавица!
Он вышел с Кусковым на крыльцо.
— Пойдем, пройдемся-ка по селению… Посмотрим, что люди делают.
Баранов весь сиял от счастья, и особенно от того, что родилась именно дочь. Новость уже разнеслась по всему селению. И промышленные, и алеуты спешили ему навстречу принести свои поздравления.
— Теперь у меня полная семья, — весь сияя от удовольствия, сказал он Кускову. — Сын и дочь!.. Вот подожди, посмотришь, все дам им — все самое лучшее: лучшее образование и воспитание. Учителей привезу, гувернанток!
Он вдруг искоса посмотрел на Кускова… Окинул взором селение и свою избу с протекающей крышей… Нахмурился… точно разгадал сомнения у своего помощника…
— А ты, Иван, не смотри, что теперь, как свиньи, живем в грязных свинарниках, вода течет с потолка, леший ее подери… Будем готовиться к переезду — переведем нашу главную контору на Ситку. Там и климат лучше, и ближе к Американскому материку. Расстроимся там, не избы, а большие дома построим, сделаем из Михайловского большой город, портовый город — и не четыре года будем ждать корабль к нам, — пойдут корабли не только российские, но и других стран… бостонцы и англичане первыми пожалуют, как услышат о нашем городе… И жить будем в больших домах, по-хорошему… и главное… — он опять усмехнулся… — без течи будут. Мои дети будут расти в большом доме, не в избе курной… Что ты думаешь, Иван?!