Колыбель
Шрифт:
— А чего мы вообще потащились? Это ведь где–то и нескромно. И неделикатно к тому же. С чего это мы взяли, что мы приняты в убудцы?! Параша просто подчиняется какому–то женскому инстинкту. А если даже и приняты, то зачем нам эта радость? В качестве гостей мы и так были обеспечены всем необходимым, а за сомнительное право бегать с этими корочками на горку не навесят ли нам обязанностей? Я полоть рис и доить кротов не пойду.
— Тихо! — громко прошипел товарищ инженер.
Они подошли к забору довольно большого скотного двора, стоявшего на пригорке. Из–за ив, обнимавших его край, была
Аборигены редкими цепочками поднимались по трем тропинкам, ломаными линиями уходящим в толщу ежевичной ограды, откуда начиналась тропа, ведущая туда, где был «большой палец».
Денис неожиданно для себя высмотрел в цепочке бредущих своих «учеников», Отто и Борис шли парочкой, умело удерживая подносы над головой. Это явно был не первый их шабаш. Господину аниматору без связи с предыдущей мыслью пришло в голову, что во время своего первого визита на Олимп они с инженером, выбрав случайно своей целью «мизинец», тем самым поступили, скорее всего, наименее вызывающим образом. Не полезли в «священную рощу», или к сакральному пальцу убудьского народа. Недаром вся долина выжидающе замерла, когда они тогда карабкались по скале. И испытали облегчение, что белых богохульников не надо четвертовать. Денис поделился этой мыслью с дядей Сашей, и тот неожиданно согласился — очень может быть.
Аборигены поднимались по одной тропинке, а спускались по другой, самой крайней справа, но от какого места спускались, было не рассмотреть. Они весело, даже чуть рискованно прыгали с камешка на камешек, держа подносы под мышкой, как портфели, — прямо школьники после последнего урока.
— Подношения, — повторил под нос уже звучавшую мысль дядя Саша, — только вот кому? Когда все рассосется, сходим посмотрим.
— Был бы там, кроме идола, еще и какой–нибудь жрец, то, может, и к лучшему. Он должен знать, как отсюда выбраться.
— Ну да, ну да. — Товарищ инженер, кажется, не верил в то, что от священнослужителя может исходить польза.
— А вдруг он решит, что нас надо принести в жертву какому–нибудь местному Маниту?
— Бросаешься из крайности в крайность.
— Жизнь мне моя дорога, вот и бросаюсь.
— Если там есть какой–то жрец, он уже давно в курсе, что мы здесь, и нас, вишь, не трогают.
— И не захотел с нами познакомиться?
— Тебя это обижает? Считаешь себя важной персоной?
Ирония напарника задела Дениса, но он решил пока не реагировать.
— Небось еще время не пришло нас зажаривать. Сбежать мы все равно не можем. Пусть, думает, попасутся на воле, жирку нагуляют.
— Давно ты ничего про людоедов не трындел. Понятно же ведь — практически вегетарианцы.
— А молоко?
— Ну, молоко, — неохотно согласился дядя Саша.
— А человечина — по праздникам. После шабаша.
— Тише, — тихо сказал товарищ инженер.
По проходящей мимо загона тропинке шла группа аборигенов. Они явно были в замечательном расположении духа, как люди, совершившие что–то хорошее и полезное, и делились друг с другом переживаниями своего сакрального момента. Речь их была шершаво–шероховатая, «ш», «щ» и «ч» просто кишели в ней. Гласных было совсем мало. Сплошной фарш:
— ШчмашшбашашнчамачшаГОРАкрчашшачарашВОДАсаша.
То, что имелась в виду именно «вода» из урока дядя Саши, аборигены доказали тут же, свернув к ручью, встав пред ним на четвереньки и приступив к утолению жажды.
Денис хотел было что–то сказать по этому поводу, но его неожиданно кто–то лизнул в ухо и щеку. Маленькая коровка бесшумно подобралась к дыре в ограде и ласково шаркнула его своим дружелюбным языком.
— Вот черт!
— Нет, не черт, Денис, это «шуш».
— Так зовут корову?
— Так обозначают корову. Как кличут эту, ласковую, не знаю. Да и слово «шуш» я тебе не советую запоминать. Узнав слово «корова», мои новые друзья стали применять его.
Они по настоянию дяди Саши просидели в укрытии за ивами до самого окончания «жертвоприношения». Денис, как всегда, немного бузил. Подвергал сомнению, что они имеют дело именно с «жертвоприношением». «А вдруг это дань? Кому? А хрен его знает кому! Может, приплыл кто–нибудь, какой–нибудь чин с другого острова, вывалил ярлык, — гоните бананы! Пойдемте посмотрим прямо сейчас, а то они отплывут, а мы тут останемся». Товарищ инженер был против спешки. Нет там никаких сборщиков дани с другого острова, на корабле которых можно отвалить отсюда. Что там, мы пойдем посмотрим, когда можно будет.
Денис угрожал, что уйдет купаться, потому что надоело торчать здесь на жаре и в навозе, но конечно же не уходил. Не хотел оставлять напарника один на один с местной тайной. Он не столько боялся за него, сколько опасался, что напарник получит неизвестное преимущество от этой встречи.
— Пора, — наконец–то сказал дядя Саша. — Пошли, только не пригибайся, а то, если увидят, подумают, что мы скрываемся. Возьми поднос.
— Но мы же и правда скрываемся.
— Если забрел на чужой огород, ходи с уверенным видом. Не наклоняйся завязывать шнурки в огороде соседа.
— Мудро.
— Это не моя мудрость, а китайская.
Понимая, что отказываться от случайной похвалы в адрес китайского ума неловко, Денис просто стал ныть:
— А на кой нам подносы, мы же не хотим показать, что верим в того, кто там, наверно, сидит.
— Нет веры, продемонстрируй хотя бы уважение. Хуже не будет.
Подъем дался нелегко. Тропинкой маршрут к пальцу можно было назвать только издалека. А так это был скорее путь змея на скале, правда, обозначенный следами раздавленных плодов. У местных был, безусловно, навык передвижения по каменному телу, но и они изрядно сорили плодами. У гостей навыка не было, особенно у господина аниматора, и он растерял больше половины того, что вручила ему Параша.
Огляделись, не наблюдает ли кто за ними. Ни на полях, ни у скотных дворов и птичников никого не было видно. Народ вкушал праздничный обед.
Дальнейшая тропка огибала в нижней части огромный каменный выступ и кралась, заворачивая вправо и беря вверх, и нельзя было сказать, сколько шагов еще придется сделать. Справа провал, занятый ежевикой, оступиться туда — это тебе не в подмосковную крапиву шагнуть.
Дядя Саша прислушался, и Денис к нему присоединился, тем более что можно было переждать потоки пота, заливавшие лицо.