Колыбельная Ангела-Хранителя
Шрифт:
Мы вернулись домой за три недели до Рождества. Слуги радовались моему выздоровлению, искренне поздравляли меня. В дом зачастила модистка — мне готовили новый гардероб, потому что Спенсер планировал вывести меня в свет, и всякие рождественские приёмы и балы идеально, по его мнению, подходили для этого. А мне ничего этого не хотелось, я немного боялась выходов в свет, ещё помнила взгляды людей, когда Спенсер нёс меня по фойе театра. И вообще — я простая девушка из маленького городка в штате Монтана, мне не хотелось балов, мне просто хотелось, чтобы Спенсер был рядом.
Первая
Мне привезли первые готовые платья, и, по просьбе Спенсера, я надела одно из них, бальное, невероятно красивое, светло-голубое с белыми кружевами. Глядя в зеркало на прекрасное видение, я вздохнула:
— Зачем мне бальное платье, если я и танцевать-то не умею!
— Ты научишься, поверь. Это люди учатся танцевать месяцами, тебе достаточно будет одного урока. Такова одна из наших способностей. Просто следуй за мной. Раз-два-три, раз-два-три…
И он закружил меня по комнате, продолжая считать. К моему удивлению, мои ноги словно бы сами следовали за ним, я легко двигалась в ритме вальса, ни разу не споткнувшись и не сбившись с ритма, хотя танцевала его впервые в жизни.
Какое-то время мы танцевали, потом остановились, но Спенсер продолжал удерживать меня в объятиях, глядя на меня странно потемневшим взглядом.
— Ты так прекрасна, — прошептал он. — Мужчины будут драться за право потанцевать с тобой.
— Мне не нужны другие мужчины, — так же шёпотом и так же, не отрывая от него глаз, ответила я. — Мне нужен только ты!
— Айрис, моя Айрис! — Спенсер медленно наклонился, и его губы нежно-нежно коснулись моих.
Какое-то время мы стояли и целовались. Я, следуя какому-то инстинкту, повторяла за Спенсером все движения губ, и это было так приятно, и сердце моё снова замерло, а потом застучало быстро-быстро, и его сердце билось в унисон с моим.
— Моя Айрис, моя дорогая, любимая девочка, — шептал он, оторвавшись от моих губ. — Я люблю тебя, я так давно тебя люблю!
Я не верила своим ушам, моя самая невероятная мечта сбылась, Спенсер любит меня, любит! Мне хотелось петь и прыгать так, чтобы штукатурка осыпалась с потолка, но я лишь прижалась к нему крепче и ответила:
— Я тоже люблю тебя, Спенсер.
Немного позже, когда, вдоволь нацеловавшись, мы сидели, обнявшись, у камина в гостиной — бальное платье я сменила на обычное, домашнее, — Спенсер объяснил, почему вначале держался так отстранённо:
— Я не мог иначе. Я не имел права даже мечтать о тебе, потому что хотел, чтобы у тебя была нормальная жизнь — семья, дети. И хотя моё сердце разрывалось от боли, когда я представлял тебя в объятиях другого, я бы отошёл в сторону, лишь бы ты была счастлива. Но даже всех моих сил и денег оказалось недостаточно, чтобы дать тебе нормальную, человеческую жизнь, хотя я старался, видит бог, я старался. Я до последнего надеялся, что даже если ты и не встанешь на ноги, всё равно найдётся тот, кто полюбит тебя так же сильно, как я. Для кого будет не важно, что твоя нога искалечена, он полюбит тебя саму, ты же такая красивая, умная, солнечная девочка, ты озарила бы жизнь любого. Но эти глупцы не видели дальше
— Ты поэтому вёл себя со мной, как с ребёнком?
— Да. Я скрывал свои чувства, как мог, хотя это было сложно. Я хотел, чтобы ты видела во мне лишь опекуна, чтобы была открыта для чувств того человека, который тебя полюбит…
— У тебя не получилось — я полюбила тебя. Не сразу, конечно. Вначале ты казался мне слишком взрослым, умным, таким… недоступным. Но… это всё равно не помешало мне полюбить тебя, Спенсер. Мой Спенсер, только мой.
Мы поженились в канун Рождества. Я сама выбрала эту дату — ведь она была такой знаковой для меня. Священник возражал, но деньги творят чудеса, так что нас всё же обвенчали именно в этот день, в гостиной нашего дома. Гостей было совсем немного — три деловых партнёров Спенсера, несколько его «родственников»-вампиров, приехавших буквально на пару часов, и слуги. А потом, пока большинство жителей города были на полуночной мессе, у нас проходила первая брачная ночь.
Оказалось, что муж и жена не просто спят рядом для того, чтобы у них рождались дети. Когда Спенсер объяснил мне это, я была очень удивлена, но и заинтригована тоже. И хотя не совсем понимала, зачем нам-то этим заниматься, если детей иметь мы всё равно не сможем, но любопытство победило, и я согласилась попробовать.
И поняла, какой же глупенькой я была прежде. Потому что это оказалось самое прекрасное на свете, чудесное, восхитительное, невероятное, волшебное… в общем, у меня не хватило эпитетов, чтобы описать Спенсер, что же я при этом почувствовала. Он полностью со мной согласился, добавил ещё слова «дивное, сказочное и фантастическое», а потом предложил повторить, и я с энтузиазмом поддержала его предложение. Потом повторить предложила уже я, потом снова он, и так мы повторяли, пока, совершенно обессиленные, не уснули, когда в окна уже начало заглядывать позднее зимнее солнышко.
Проснулись мы уже ближе к вечеру. В доме было тихо — всем слугам был дан выходной в честь праздника. Мы спустились в гостиную, где под ёлкой лежала гора подарков, в основном — мне от Спенсера, а от меня он получил носки и шарф, которые я сама связала, спасибо урокам миссис Вуд. Спенсер очень обрадовался, сказал, что это лучшие подарки, которые он получал за всю свою жизнь, но всё же самый чудесный подарок — это я сама. И он здесь же, под ёлочкой, «распаковал» этот «самый чудесный подарок», и мы снова повторили… два раза.
Когда мы лежали в объятиях друг друга на ковре у камина — как всё же хорошо, что в доме мы совершенно одни, — я, выводя на груди Спенсер сердечки, сказала.
— Знаешь, почему я выбрала этот день? Потому что пятнадцать лет назад, тоже в канун Рождества, в моей жизни случилось чудо. Вот я и хотела, чтобы и это наше чудо произошло именно в этот день.
— Я знаю.
— Знаешь? — удивилась я. Сама я никогда не рассказывала ему об этом, неужели кто-то успел сделать это за те минуты, когда Спенсер дожидался меня в клинике доктора Лесли?