Колыбельная для вампиров
Шрифт:
— Я стараюсь, Ваше Высочество.
— Иди нафиг со своими формальностями! Арес, для тебя я старший братец Николс, запомни это раз и навсегда.
— Простите, Ваше Высочество, но для меня это — невозможная фамильярность.
— Дурак! Мы на самом деле братья по отцу. Он, конечно, хитро замаскировался, но меня не обмануть. Чёртов расист! Он никогда в открытую не признает тебя, ведь ты имеешь исходную ипостась от зверя, а не от человека.
— Простите, но я не верю, Ваше Высочество. Мать любит меня и никогда не скрыла бы такую информацию.
— Думаешь, я не в состоянии узнать ДНК собственного родителя?
—
— Бери четыре жезла и на счет три, изо всех сил лупи ими через свои измерения по пентаграмме. Начали — раз, два, три!
Сильнейший шок и они повисли в непроглядной тьме.
— Где это мы? Почему мне кажется, что я тупая амёба, внезапно выброшенная на сушу? — болезненно прошептал Арес, в состоянии аффекта позабыв присовокупить титул принца. Внутренний раздай не давал ему сосредоточиться на управлении телом, которое вдруг вышло из под контроля. Правда, беспорядочные импульсы, прокатывающиеся по его сущности, говорили о том, что он скорее жив, чем мёртв.
— Не дрейфь, братишка! — бодро отозвался принц Хаоса и в его голосе зазвучали ликующе нотки: — Ты не поверишь, но мы внутри созданной мною Вселенной. Ура! У меня получилось!
— А почему вокруг такая темень?..
— Да будет свет!.. Чёрт! Столько времени мечтал произнести эту фразу!
В бескрайней бездне космоса стали одна за другой вспыхивать первые звезды. Невыносимое сияние окутало фигуру принца Хаоса. Когда оно слегка поугасло, глазам изумленного Ареса предстал огромный дракон. Его зеркально-чёрная шкура переливалась радужными всполохами, а голову венчал сияющий алмазный ритом сложной конфигурации, говорящий о немалой силе.
— Ну вот, и новая ипостась нарисовалась, Форма Творца, — довольно сказал Николс. Оглядывая себя, он по-змеиному крутил длинной шеей. — А что? Выгляжу очень даже внушительно. Жаль, что матушка слегка подкузьмила. Из-за её радужнокрылости и я выгляжу, как будто только что искупался в нефтяной луже. Ладно, переживем. Давай-ка, братец, теперь поработаем над собственными источниками магической силы, не бежать же за ней к нашему старику на поклон.
Дракон дохнул. Из его пасти вихрем вырвалась звездная плазма и, повинуясь воле творца, светящаяся масса образовала небольшую звездочку с планетарной системой.
— Чудесно! Правда, удалась только одна планета, но ты только посмотри, какая красавица!
Действительно, среди мертвых собратьев на черном бархате космоса сияла живая жемчужина прекрасного сине-зеленого цвета.
— Уму непостижимо! Ваше Высочество, в мгновение ока Вы сумели создать яйцо жизни!
— Хвали меня, братец, хвали! Это действительно не каждому творцу под силу. Сейчас я еще больший фокус проверну. Давай не будем дожидаться естественного возникновения жизни, а создадим её высшую форму в ускоренном темпе. Не возражаешь?
— Н-нет, Ваше Высочество, — произнес бог-убийца, с подозрением глядя на своего сюзерена: уж очень шкодная физиономия была у радужного дракона. Внезапно перед ним открылся светящийся портал. Рассыпаясь на мельчайшие частицы, он со страшной силой полетел по сумасшедшим ослепительным виткам. Вопль несчастного бога-убийцы поглотила звездная бездна. Дракон с сожалением посмотрел ему вслед.
— Прости меня, братец, — произнёс он со вздохом. — Я бы этого не хотел, но у нас слишком мало времени
Ничего не помня, юное бестолковое божество огляделось вокруг и, смеясь, принялось за творения. Оно было всем на планете. Его зеленые джунгли кишели живностью, которая страшно плодилась и активно пожирала друг друга, а затем снова плодилась. С каждым витком мироздания Мир являл свету всё более новых удивительных созданий. Живые твари выглядели смешными и уродливыми, но были совершенно безобидными.
Мир спокойно существовал до тех пор, пока под глубоким бархатным небом с огромными лукавыми звездами не загорелись костры и в ночи ритмично не застучали тамтамы. Вот тогда он узнал, что появились они, дети Неба — с виду такие слабые и беззащитные, но такие злобные и коварные по сути. Мир принял их с распростёртыми объятиями, почувствовав единство крови. Ему нравился их громкий смех и гортанные выкрики, сумасшедшие пляски у костра и страстные вздохи в ночи, дерзкие мечты и упорное стремление к неведомому. Особенно его удивляло чувство, порой возникающее у детей Неба. Они называли его любовью. Почему-то она вызывала у него странную тоску. Миру казалось, что раньше он знал, что это такое, но никак не мог вспомнить.
Вместе с детьми Неба появились и странные создания, возникшие буквально из ниоткуда. Вдруг из-за кустов выглядывала лукавая мордашка фавна или крошечная фея спала в чашечке полевой ромашки. Лукавая русалка играла в прохладных прозрачных струях воды или могучий кентавр плавной иноходью выбегал на поляну и громким криком вызывал соперника на смертный бой. Потом волшебные создания в одночасье исчезли, но осталось чье-то неуловимое присутствие с привкусом озона и радужными всполохами, невидимых крыльев. Миру ни разу не удалось подсмотреть кто это, хотя он часто слышал звонкий хрустальный смех у водоемов и завораживающие грустные песни невидимого существа.
Время шло. Дотоле немногочисленные дети Неба расплодились и расселись по всей ойкумене. Они уже не были слабыми и беззащитными, как на заре своего существования — их ум становился всё изощреннее, а потребности всё шире. Начав строить многочисленные жилища и заводы, дети Неба стали могущественными. Однажды они перестали воевать друг с другом и, вздернув Мир на дыбу, перекроили его по своему разумению, уподобившись богам. Он стерпел издевательство, уже не мысля себя без них. Но однажды детям Неба стало тесно на планете, и они вышли в космос, собираясь покинуть его в поисках новых миров. В этот миг древнее божество вдруг охватила жуткая ревность и боязнь одиночества. Он проклял их, и возмездие не заставило себя ждать. Хвостатая странница, услышав его зов, свернула со своей обычной траектории, и её огонь спалил не только детей Неба, но и сам Мир. Вот тогда он превратился в Ледяного дракона.
Со временем боль ушла, и обида забылась, а белый саван снегов затянул страшные раны на теле древнего бога. Наконец-то, он понял, что такое любовь, но было поздно, — ведь мертвые не возвращаются. Ледяной дракон уснул бы навеки, но чувство вины за гибель детей Неба, и тоска по ним не давали ему развеяться прахом. К тому же он все время чувствовал слабое биение знакомой жизни, но боялся поверить несбыточной мечте. Слишком часто разочарование постигало его в последнее время. Сюда прилетали другие, но они не были его детьми Неба, а он не был их Миром.