Колыбельная для жизни
Шрифт:
Авдотья крепко обняла писательницу из двадцать первого века, Виви стало душно, она проснулась.
И вот снова!.. Перед ней девушка со свечой в руках, и выключатель испарился.
Или она умерла?
– Скажите, будет жених у меня? Мне скоро восемнадцать, – спрашивает Дуся.
– Будет, но сначала Наташа замуж выйдет, – отвечает Виви.
– Ну, уж нет, – Дуня смеётся, – это молись и в гроб ложись, пока, кто Наташку замуж возьмет! За ней приданного мильён, а желающих и в Санкт-Петербурге не сыщешь.
– А вот и есть один.
– Вася? – Дуня покраснела.
– Да. Он.
– Вася на Наташке в жизни не женится. Кто его к ней пустит? – Дуся облегченно выдохнула и даже улыбнулась, – Он приказчик, а она дочка хозяйская, миллионщица. Смешная Вы! Ладно, пошли на горшочек, утром вынесу.
Глава 3
– Цветочек, сон мне снился.
– Вижу, – Жизель отодвинула Виви в сторону, – сначала чай, потом мечты.
Виви выглянула за порог, лестничная площадка, всё, как обычно.
– Виолетта, знаю, стиль такой – лофт, мы грамотные, богатые, начитанные. Но как чай пить будем, сидеть на чём? Обещала хлеб испечь, варенье персиковое, заметь, из моего сада, французского или английского? Тащишь и забываешь, откуда. Спишь долго. Кто рано встаёт здоровье имеет, и деньги лопатой гребёт, небось, слышала? Знала, круассанов по двести пятьдесят рублей купила с сёмгой.
– Зачем? Это никуда не годится, так тебе, Цветочек, на билет не хватит!
– Ой, Виолетта, Виолетта, я могу билеты всему поезду купить, насмешила. Иди, умойся, чистоты-ума прибавится. И кто тебя дурочку читает только? – впрочем, сказано с любовью.
Цветочек выглянула в окно.
– Южные широты!.. Одно название.
Зимнее российское утро. Рассвет еле брезжит, пустой двор, машин под окнами раз-два и обчелся, красный Порш– пятно на фоне серых автомобилей. Чужих нет, ключи от шлагбаума только у счастливчиков, жильцов дома номер восемь.Холод, туман, то ли снег, то ли дождь. Брр, Жизель оторвалась от окна, включила свет, зажгла огоньки, Виви налила чай.
– Как же хорошо!
А если нет? Если голову феном сушить, на работу опаздывать, кофе растворимый в банке закончился, трафик, пробки на дорогах, полтора часа в одну сторону, два в другую?
Тогда это другая история, не из этой сказки.
– А ты на чем? – Цветочек уселась в кресло.
– Да, на табуреточке.
Жизель на работу не опаздывает, сама начальница, феном голову не сушит, давно высушила, дом на водах, второй в Ницце.
Цветочек любит жизнь и Виолетту, как проявление жизни. С головой у Виви не всё в порядке, считает Жизель, но легкая придурковатость делает человека практически неуязвимым.
– И часто тебе сны снятся? – Цветочек вертела кольцо на пальце, не слушая Виви.
В практичной ее голове носились формулы, особенно занимало правило Тавернье. Стоимость бриллианта равна квадрат массы в каратах, помноженный на базовую цену 1 ct. Что это и не спрашивайте!
– … за Василия, приказчика, – доносилось до Жизель между каратами.
– М-да, – отхлебнув чаю,произнесла Цветочек, – хорошо, что я с тобою, а не врач. Раньше-то на Пушкинской психиатрическая лечебница была. Призраки что ли по домам бродят, а Виолетта? Ладно, одевайся, сейчас проверим.
Цветочек быстро запрягала. Во всём любила размах. Соседи не понимали. Никто и никогда такого не видел. В пятом подъезде Жизель повесила хрустальную люстру. Поменяла родную, серую, металлическую дверь на красную деревянную, с кованымвиноградом. Пол (тем летом капремонт был) отбили и устлали метлахской плиткой. Цветы в кадках, пальмы, папоротники.
– Птиц райских не хватает,– сказала тетя Зоя.
Девяносто лет прожила старушка в доме номер восемь. В революцию у семьи тёти Зои отобрали три комнаты, в девяностые метры вернули. Нет, не по закону, не подумайте! Сказка сказкой, а внук тети Зои – депутат.
Так, это о чем? А вот о чем. Даже отец отца её отца (старой тёти Зои), модный до революции зубной доктор, не видел такой красоты в парадной.
Зачем Цветочку и Виви Пушкинская, спросите? Жили б себе загородом, воздухом бы дышали…
Придите на Пушкинскую, сядьте на скамейку и подумайте о своей жизни. Где она протекает? Как? В пробках? В спальных районах? Может, мы не живем, а только собираемся? Цветочек жила. К красной дверипришлось купить и красный Порш.
– Медленно подъезжаешь, выходишь, ключ в красную дверь с гроздьями винограда вставляешь, люстра от датчиказагорается, хрусталь сверкает, Пушкинская в обмороке, я – в короне. Такие дела, мои дорогие! – Одна из версий жизни в Oldtown (принадлежит Цветочку).
Кто-то же должен быть ответственным, серые двери в красные превращать, лампочки в люстры, тощие цветы – в пальмы, всё на радость людям. И себе, конечно.
Из дверей городского архива выходили двое. Молча перешли они дорогу, молча зашли в кафе, съели по два пирожных, и только тогда Виви произнесла:
– Её звали Наташей.
– А ту Авдотьей, – Жизель покачала головой. – Давай, я у тебя поночую.
Виви кивнула.
Подруги поднялись на третий этаж.
Вот тут и случилось!
Стало ясно, Виви не шутит, не сочиняет и вообще здоровее всех здоровых.
– Что эта супница делает у тебя под кроватью? – вечером Цветочек ползала по полу, разыскивая кольцо.
– Не знаю, – писательница вздрогнула, – это не супница, скорее чашка. Одна ручка? Цветочек, это не моё. Ночной горшок! – Виви прикрыла рот ладошкой, – Дуня…
Ночную вазу в розочках извлекли на свет из-под кровати и стали разглядывать. Предмет довольно-таки тяжелый, на днище потертый штамп – "Cloo Paris".
– Ого! – воскликнула Жизель, – Клоо. Клозет по-нашему. Может, у тебя в стенах и клады есть?
Цветочек пыталась шутить, смешно не было никому. Совсем не смешно. И в этой квартире с куском телятины и ночной вазой,им предстояло провести ночь.