Колыбельная для жизни
Шрифт:
Пашка бровью не повела, опустила самовар на стол и обернулась на Виолетту. Виви ущипнула себя. До чего на Веру Виссарионовну похожа! Фрося выставила двекрохотные рюмочки и налила коньяку. Виолеттарасширила глаза. Рюмки? Её! Авдотья заметила.
– Слюнки текут, оно и понятно.
– Мои рюмки… – Виви показала пальцем.
– Рюмки, как рюмки. Девушка, да, ты в себе ли?
– Я купила их в Ницце, в апреле, на блошином рынке…
Фрося, Дуся и Паша рассмеялись. Авдотья шикнула.
– Так ты
– Да, там. На блошином рынке… в понедельник. По краю каёмочка золотая, смылась в посудомоечной машинке, а здесь– золото!
Фрося покрутила у виска, Паша подмигнула.
– В Ницце значит. Уж не на «Штандарте» ли с Царём батюшкой ходила?
Девушкирассмеялись.
– А где остальные? – Виолетта показала на рюмки.
– Кто остальные? – не поняла барыня и оглянулась по сторонам.
– Побились, – встряла Фрося.
– Пошла вон! Совсем вас распустила, – прикрикнула Бриллиантова.
– А что неправду говорю? – обиделась Фрося, – На Ваших именинах всёи побили, в стены кидали, проверяли, бьются, аль нет? Одна пара только и выжила.
Авдотья бросила в прислугу куском телятины. Виолетта подумала, я сошла с ума или схожу?
И вдруг всё исчезло. Писательница стояла посреди своей гостиной в три окна и хлопала глазами. Спохватилась, побежала, осмотрела комнаты, увидала свою голубую дверь и облегченно выдохнула.
– А это что?!
Поднос с телятиной, икрой, каперсами, двумярюмками с блошиного рынка Ниццы стоял на подоконнике. Виолетта схватила рюмку и стала рассматривать. Золото! Не отмыто в посудомойке? Она взялась за кусок телятины, понюхала.
– А, так это строители вчера!
Ага, три узбека и прораб ели доширак… И воду из крана пили.
– Ви врач? – на ее недоумение – «есть же питьевая из бутыли».
Это не мои рюмки, я свои еще не распаковала! Виви схватилась за голову.
Не будем забывать, она писательница. А они все немного нездешние.
– Побегу к Цветочку, всё ей расскажу.
Подруга Виви жила в соседнем подъезде того же дома номер восемь, по улице Пушкинской. Это очень заразительно покупать квартиры в Центре, в Oldtown, поверьте. Обе с приветом, им есть о чем поговорить.
– Что это ты так запыхалась? – Жизель лила воду в засохшую герань, – Йогой надо, милая, заниматься, пробежки плюс.
Цветочек считала себя опекуншей писательницы, хотя была младше Виви на два года.
– У меня сейчас видение было, я стукнулась головой и увидала Авдотью Бриллиантову.
Надо сказать, перед покупкой квартир наулице Пушкинской, подруги тщательно изучили историю. Читай, подноготную. Вот что выяснили.Домом, с середины девятнадцатого века и почти до самой революции, владела семья Бриллиантовых. Филипп Модестович, богатей и заводчик, уважаемый в Ростове-на-Дону, за дела брался с размахом, из всего извлекал прибыль.
Город насчитывал четырнадцать улиц, шесть продольных, восемь поперечных и шестьдесят безымянных переулков. На одной из шести продольных, Кузнецкой (будущей Пушкинской), и стоял дом номер восемь. Улица разрасталась, как грибы в дождь. А в семье Филиппа Модестовича всё ждали и ждали жениха для единственной дочери Наташи. Дурнушка из дурнушек, гласило предание.
Наташа засиделась в девках. К миллиону приданного Филипп Модестович добавил ещё двести тысяч, да всё без толку. Бриллиантов время-то своё опережал, но тут был совершенно бессилен, Наташа чахла, как герань на подоконнике у Цветочка.
– Как тебя Авдотью видела, платье синее, бархатное, до пола, сама широкая, красивая. А служанкаеё – Фрося, подозрительно на нашу соседку похожа. И вторая…
– Ты может, съела чего, Виви? – подруга вздохнула, – История историей, а голова на плечах должна быть, – отрезала Цветочек (по имени Жизель).
– Что же делать? – бормотала Виви себе под нос уже на улице, – Квартира вся в старинной мебели, а у меня одна икеевская кровать, стол, плетеное кресло да пару стульев.
Жизель ей не поверила. Хоть они обе с приветом, ноприветы разной категории бывают.
Глава 2
Виолетта проснулась среди ночи. Вчерамастер собрал железную кровать, хотел в спальню, но Виви оставила посреди гостиной с эркером. Это ж не по правилам, удивился мастер, надо в спальню.
– У меня одно правило – никаких правил, – ответила Виви.
Спустив ноги, нащупала тапки и поплелась в туалет.
– И чего ж Вы ножками-то? – так ясно, испугаться не успеешь, – Барыня Вам горшочек под кровать приказали, сердиться будут.
Писательница рванула к выключателю, его на месте не оказалось.
– Кто здесь?!
– Дуся, – чиркнули спичкой, – да Вы не бойтесь,напугались спросонья? Горшочек под кроваткой, возвращайтесь, – голос замялся. – А еще… барыня говорит, Вы судьбу знаете. Вон ей вчера сказали, брат Филиппа Модестовича помрет скоро.
Дуся зажгла свечу. Виви вздрогнула.
Пришла она от Цветочка днём, вздремнула, снится ей: сидят они сАвдотьей Бриллиантовой, чай из блюдец пьют,самовар пыхтит.Филипп Модестович к брату Модесту Модестовичу, на реку собирается, груз встречать,говорит Авдотья. Виолетта крестится и выдаёт:
– Помрет Модест скоро. Весь Темерницкий порт и всё портовое хозяйство Филиппу Модестовичу отойдет.
– Оставайся у нас, Виолетта. Навсегда, милая! – обрадовалась Авдотья, – На полном нашем обеспечении.