Колыхание Времен
Шрифт:
– Кого?
– Не кого, а что. Груди твои!..
– Груди-и?.. Груди у мужчин, а у нас...
– Вымя что ли?..
– засмеялся.
– Дурак!..
– Пусть титечки...
– согласился Слава.
– Люблю!.. но две, а не одну.
– Как я её достану, не халат ведь - платье?
– А ты платье сними.
Она встала, её чуть качнуло, но удержалось на ногах и платье начала снимать.
– Помоги-и, чё то не могу.
Он встал, помог ей. Надя была в рубашке. Вместе управились с трудом. Наконец
– Вот - обе. И чё, рот то у тебя один?
– Но две руки ещё есть, слава богу.
– А бог то здесь причём?
– Как причём? Не зря ведь сделал две руки мене и две груди тебе... гм-м... тити-и...
– Чё-то не понимаю.
– Пойдём, проветримся чуть.
– Чё, голая?
Он откинул подушку, достал халат, накинул ей на плечи:
– Вот!.. теперь одетая. Всегда в заначке есть - покосился - Чистый, чистый - я вообще чистюля.
Они вышли.
– ---------------------------------
Смеркалось. Слава с Надей прилегли среди огромных сосен и смотрели в небо. Ему нравилось вот так лежать на закате, да и ночью, когда луна на небе. При закате, тени от всего принимали причудливые формы. Таинственностью и величием каким-то веяло от их качания. Они то обнажали вдруг последние лучи, которых не было уж на земле, то прятали совсем в своей хвое сиянье дня.
А вот и луч последний сверкнул, по иголкам в кроне пробежался и скрылся где-то в облаках.
– Луч последний, - задумчиво заметил Слава.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю-у... не первый день живу.
– Ух ты!.. А я не видела ни разу.
– Чё в лес на закате не ходила ни когда?
– Ходила. Только не замечала-а, ведь если идёшь куда, хотя и на закате, то ведь зачем то, а не просто так.
– Интересно?..
– Слава произнёс: - Я ведь даже наработаюсь бывало, иду сюда, ложусь и провожаю солнце. Прихожу только за тем, чтоб проводить.
– Ты же убогий, - посмотрела на него, оправдываясь: - Я не в плохом смысле. Убогий значит для меня - иной, не как другие.
– Ладно, не оправдывайся, только вот что тебе скажу. Это место для меня святое. Здесь нету места похоти, обыденности, суете и прочим слабостям людей. Здесь громко разговаривать нельзя - здесь я общаюсь со вселенной, в которой места нет проявленьям низкого порядка.
– А о чём здесь можно говорить?
– Я не знаю!.. Ты первая, кого сюда привёл, а я здесь бываю, чтобы помолчать... мудрость природы послушать.
– И чё мудрость говорит?
– Она не говорит, она поёт и шепчет.
– О чём?
– А ты послушай, и сама услышишь.
Оба затихли, прислушиваясь к вечерней тишине. Надя услышала вдруг пенье птиц, и не одной, не двух и не десятка даже. Ей показалось, что слышит пенье всех птиц, что есть сейчас на всей планете, и не только, всех птиц, что были, есть и будут. А вот и зверь какой то голос подключил к симфонии самой природы. И этот новый звук не диссонансом в общий ритм вошёл, как дополнение, звучанием украсив звуком низким. Вдруг соловей залился трелью. Эхом восхищенье соловья разлилось по округе радостью величия и осознания любви самой.
Надя даже рот чуть приоткрыла от неожиданного счастья. Что-то сказать хотела, но не смогла. Славы мысль услышала, именно мысль, а не слова, будто волна прошла по телу, даже не по телу, а сердце, словно камертон звучал от мысли Славы. Вдруг поняла, что можно включить себя в ритм музыки небесной, но не словами - чувствами. Она включила чувства все, что были, и что знала, и стала не Надеждой просто, а всей матушкой природой.
Это уже в ней всё пело, ликовало, радовалось и любило. Халат, что Слава на неё накинул, сполз на землю, оголив нагое тело. По тугой груди полз муравей, и слышала она признание его в любви. Кузнечик прыгнул - радости волну оставил. Шелест травы и жизнь в этой траве услышала она. Всё проходило не где то вне, а всё через неё. Ей показалось, что она есть центр, но этот центр негде то, а везде. Уши заложило, она на Славу посмотрела и не увидела его.
"Где же он"?
– слышит... он внутри её... и рядом.
Вдруг стихло всё и тишина! Надя потихонечку на землю опускалась, совсем очнулась, было от тишины. Ночь на землю опускалась.
– О-ох!..
– вдруг вздрогнула природа вновь, разрывая тишину на части, криком совы и... симфония вновь зазвучала, но не та, что на закате, а новая - ночная. Она назвала ту, которая ушла - прощанье дня, а новая, что появилась - дыханье вечности, которое таинственностью звуков и теней при лунном свете, увлекло Надежду к звёздам, разбросало по вселенной искорками млечного пути, который начинался от неё.
Встала Надя, сбросила халат и пошла нагая, как будто только родилась, по млечному пути. Шла долго, даже вечно, но не кончался млечный путь - для вечности он бесконечным был. И музыка её сопровождала. Даже не музыка, а перезвон колоколов больших и малых. Вдруг поняла, что всю вселенную может обнять с её галактиками и метагалактиками, со всем, что существует и живёт.
Услышала.
– Надя!.. Навнушка, очнись!
Надя оглянулась, Славу увидела, кинулась к нему в объятья и вдруг... заплакала.
– ----------------------------------
Слава её по голове погладил, чуть отстранил:
– Ты чё плачешь?
– От счастья это, - смутилась.
– Или я всё придумала себе?
– Нет, не придумала. Место волшебное... здесь начало млечного пути, что уводит в бесконечность, и начало времени, что увлекает в вечность.
– Пить хочу, что-то пьяная-а...
– От медовухи может быть.
– Не! От тебя, любимый!
– Пойдём, здесь родничок недалеко.
– Пошли!
– кружились голова у Нади.