Колыма ты моя, Колыма
Шрифт:
– Не спеши, Хату, – начал старейшина, но парень перебил его:
– Не спешить! Мы уже два года не спешим! А в реке почти не осталось рыбы! И за дичью приходится ходить на полдня пути от поселка! Скоро нам будет нечего есть, и даже если мы прогоним отсюда этих гадов, все равно уходить придется!
– Прежде чем прогонять...
– Знаю! Слышали! Ты и в прошлый раз...
– Хату! – Глаза старика грозно блеснули. – Не перебивай старшего! Когда ты сам станешь старейшиной, тогда будешь решать. А пока слушай своего деда! – Парень и в самом деле приходился старейшине родным внуком, и многие старухи, помнившие молодые годы нынешнего главы рода, говорили,
Парень примолк – власть старейшины все же была велика – если сильно рассердится, может и из поселка прогнать, куда тогда денешься?
– В прошлый раз я говорил главному из старателей, чтобы они больше не взрывали. Теперь вижу, что они снова не послушали меня. Но прогонять их силой пока нельзя, так мы только сами себе хуже сделаем.
– Мы не хотим уходить со своей земли, Нэхату! – раздался чей-то голос из группки охотников.
– Мы и не уйдем! – твердо ответил старик. – Но прежде чем действовать силой, нужно еще раз попробовать договориться. Я сейчас же поеду к ним. И до тех пор, пока я не вернусь, ничего не делайте – я так приказываю. А сейчас расходитесь!
Голос старика был громким и властным, и охотники нехотя повиновались. Они стали по одному – по двое расходиться в стороны. Вскоре перед стариком остался только его внук.
– А если они снова откажутся уйти или хотя бы не взрывать? – спросил парень.
– Тогда и подумаем, – отозвался его дед. – Иди, Хату.
Парень молча повернулся к старику спиной и медленно пошел прочь. Старейшина несколько секунд смотрел ему вслед, а потом развернулся и заспешил на окраину поселка, туда, где стояла единственная машина якутов – старый, но все еще надежный вездеход.
Через десять минут старейшина выехал из якутского поселка и покатил в сторону реки. До «дикого» прииска было километров восемь, но это по прямой, а по петляющей таежной тропинке получалось почти вдвое больше, так что у старейшины было время хорошенько обдумать то, что он скажет старателям. А подумать тут было над чем. С одной стороны, действительно пора говорить с артельщиками пожестче. Иначе все останется как есть, а охотники ведь правду говорят – дичи и рыбы последнее время заметно меньше стало. Если так пойдет дальше, молодежь рано или поздно не выдержит и начнется настоящая война. Но с другой стороны, чем он может старателям пригрозить? Пожаловаться на них в районный центр? Без толку – такой прииск не мог бы уже третий год существовать без хорошего прихвата в районной администрации. В милицию пойти? Так у них наверняка и там свой человек найдется. Можно, конечно, просто предупредить «диких», что если они не уйдут сами, то якуты заставят их силой. Но ведь они не уйдут. Эти отморозки не верят в то, что якутам хватит смелости пойти на прямой конфликт.
Старейшина досадливо покачал головой. Трудный будет разговор, очень трудный. Может быть, просто попытаться объяснить хозяину прииска, какая сейчас ситуация сложилась в якутском поселке? Без угроз, но так, чтобы он понял, что вечно удерживать своих людей старейшина не сможет. Да, пожалуй, так и стоит поступить. Думать о чем-то кроме своего кармана Лопатников совершенно не может – это Нэхату уже давно понял, но не совсем же он дурак, сможет понять, что лучше не доводить дело до войны.
Тем временем в просветах между деревьями уже показалась река. Вездеход старого якута выехал на берег и двинулся вдоль реки вниз по течению. Вскоре за очередным поворотом реки показался старательский поселок. Судя по его виду, обосновались здесь старатели всерьез и надолго – несколько щитовых домов, утепленные бараки, пара снятых с колес вагонов, дощатый дом, в котором располагалась контора. И здоровенная куча мусора шагах в десяти от крайнего барака.
Сейчас, когда лето еще не наступило, эта куча хотя бы не воняла – но старейшина помнил, что здесь творилось в июле. «Неужели они не могли под мусор хотя бы яму вырыть? – в который раз подумал старый якут. – Ведь сами же первые эту вонь летом нюхать будут! Нет, не понять мне этих людей». Навстречу вездеходу от одного из бараков шагнул здоровенный мужик с недельной щетиной на подбородке, в грязном камуфляже и с автоматом в руках – один из охранников поселка. Рожа у камуфляжника была совершенно гнусная – маленькие, глубоко посаженные глазки, низкий, приплюснутый лоб, сильно выступающие надбровные дуги, массивная нижняя челюсть. Охранник что-то крикнул – что именно, якут не слышал, но было нетрудно догадаться, что ему приказывают остановиться.
Нэхату заглушил двигатель и вылез из вездехода, стараясь не наступить на валявшиеся на дороге доски, из которых в разные стороны торчали ржавые гвозди. «Что вот они эту дрянь хоть в сторонку не уберут? – мимоходом подумал якут. – Ведь сами же первые и напорются! Эх, ну что за народ, весь поселок – сплошная помойка».
– О! Какие люди! – издевательским голосом воскликнул камуфляжник, увидев старика. – Чего надо-то тебе, обезьяна? – И он заржал совершенно идиотским смехом.
– С главным вашим мне поговорить надо, – коротко ответит якут.
Оскорбления со стороны таких людей его совершенно не задевали. Он знал, что охрана старательского поселка состоит в основном из бывших ментов и зоновских вертухаев – а чего еще от них ждать?
– Зачем тебе главный? Опять ныть будешь, чтобы мы прииск бросили? Тебе же в прошлый раз ясно сказали – вам здесь не нравится, вы и валите, а нам и тут хорошо.
– Здесь наша земля. Мы никуда отсюда не уйдем. Здесь наши предки сотни лет жили. Почему мы должны отсюда уходить?
– Ну, даешь, дед! Как заговорил! Прямо Чингачкук! – ухмыльнулся в лицо старейшине охранник. – Ну, не хотите уходить, так и не уходите, разве мы вас гоним?
– Из-за вашего прииска в тайге на день пути скоро никакого зверя крупнее бурундука не останется. Перестаньте хотя бы взрывать! – Старейшина понимал, что зря он разговаривает с рядовым охранником, но как-то отвечать было надо.
– Эй, Валек, кто там приперся? – раздался чей-то голос из барака.
– Да опять этот чурка прикултыхал! Вылезайте, мужики, вместе потрещим! Он тут такие речи закатывает!
Из барака показались еще трое мужиков. Двое из них явно были бывшими зэками – все руки в синих наколках, у третьего татуировок не было, но ни рожей, ни поведением от первых двоих он не отличался. Это были старатели – те, кто по каким-то причинам сейчас не работал.
– Серый, глянь, ты у нас недавно, этого уродца еще не видел, – сказал охранник, показывая одному из мужиков на якута. – Этот придурок к нам, считай, каждый месяц заявляется, хочет, чтобы мы прииск бросили!
– Ни фига себе! А больше он ничего не хочет? – присвистнул мужик, названный Серым. – Слышь, чурбан, может, тебе еще чего надо? Так ты сразу скажи, чтоб нам тебя два раза в жопу не посылать!
Нэхату молчал. Он понял, что чем больше он говорит, тем дольше эта мразь его тут продержит.