Колыма ты моя, Колыма
Шрифт:
– Здравствуй, Нэхату, – сказал Череп, пожимая протянутую ему руку.
Старейшина якутов привел блатных к себе в дом и первым делом принялся накрывать на стол. Старику помогала средних лет женщина и два молчаливых подростка лет четырнадцати. Заговаривать с гостями они не пытались, и блатные уже через минуту-другую практически перестали обращать на них внимание.
«Нехило они тут устроились, – подумал Череп, глядя на появляющуюся на столе копченую медвежатину, прасол из нельмы и горбуши, жареных куропаток, еще пару сортов какого-то мяса, которого он сразу не распознал. – В кабаке за такие разносолы лавэ отвалить
– Нэхату, а у тебя сигарет нет каких? – спросил Череп, вспомнив о том, что собирался в первую очередь попросить у кента Колымы.
– Сигарет нет, – ответил якут. – Только табак трубочный.
– Ну хоть табаку дай, а то курить охота – сил никаких нет.
Якут вытащил откуда-то из угла коробку с табаком, и оба блатных, свернув себе из газет по самодельной папиросе, вышли за дверь и закурили.
– Есть в жизни счастье, – негромко сказал Колыма, выпуская из легких сизый дым.
– Точно, – кивнул Череп. Он немного помолчал, а потом, понизив голос, спросил: – Колян, а ты в этом чукче твердо уверен? Не стуканет он про нас ментам?
– Не менжуйся, Андрюха. Не тот кадр. Да и обязан он мне крепко.
– За что?
– А вот сейчас за стол сядем и спросишь.
Тем временем хозяин закончил выставлять еду, сел за стол и окликнул блатных:
– Коля, Андрей! Садитесь, поешьте, вы же после тайги голодные.
– Это точно, – ответил Колыма, входя в дом и садясь напротив якута. Его примеру последовал и Череп.
Женщина и два пацана-якута за стол не сели. Видимо, по якутским правилам садиться с гостями и старейшиной за один стол им было не положено. Следующие минут десять тишину в доме старейшины нарушало только похрустывание мелких косточек на зубах блатных – и Колыма, и Череп в самом деле здорово наголодались за время своих странствий по тайге. Сейчас они с огромным удовольствием ели как люди – за нормальным столом и хорошую еду. Правда, Череп все время был напряжен – он ждал, что хозяин начнет расспрашивать их с Колымой о том, как они попали в тайгу, да долго ли по ней шли, да откуда, и почему у них никаких вещей с собой нет... В общем, начнет задавать вопросы, отвечать на которые им с Колымой будет трудно.
Однако старый якут молчал. Он тоже спокойно ел, хоть и не так жадно, как его гости, и, казалось, совершенно не интересовался тем, откуда они появились вблизи его дома, словно визиты оборванных людей с синими от наколок руками были здесь делом самым что ни есть обыденным.
Когда первый голод был утолен, Череп решил удовлетворить свое любопытство.
– Нэхату, – он с трудом вспомнил названное ему Колымой имя, – скажи, а откуда вы с Коляном друг друга знаете? Сам он говорить не хочет, советует у тебя спросить.
Нэхату слегка усмехнулся.
– Скромный человек Коля, хвастаться не хочет, вот и не рассказывает. Он мне в восемьдесят первом году жизнь спас, тогда и познакомились.
– А как дело было? – спросил Череп.
– Очень просто. Я тогда в магаданское СИЗО попал, взяли меня по подозрению в убийстве одного охотинспектора. Я там был ни при чем, но пока в этом менты разобрались, я в камере больше месяца просидел. Ну да это ладно, первые недели три все нормально было, народ в камере был приличный, и смотрящий порядок крепко держал. А потом смотрящего по камере перевели куда-то, а его место занял нехороший человек. Смольный его погоняло было.
– Из грузин, – негромко сказал Колыма. – Тогда еще Союз был, на Колыме их много чалилось. Были среди них и нормальные люди, но и отморозки попадались.
– Вот-вот, – кивнул старый якут. – Этот Смольный как раз из отморозков был. Не знаю, чем я ему не понравился, но с первого дня, как он власть в камере взял, начал не по делу на меня наезжать. Я терпел – я ведь даже не блатной был, простой мужик, против смотрящего мне переть никак нельзя было. Но с каждым днем все хуже становилось. В общем, на третий день он и еще двое его пристежек меня опустить попытались по беспределу.
Нэхату несколько секунд помолчал, видимо, погрузившись в неприятные воспоминания. Потом продолжил:
– И опустили бы, наверное, если бы не Коля. Он тогда совсем молодой был, еще не в авторитете, но все равно не побоялся против этих отморозков пойти. В общем, предъявил он Смольному, что тот не по делу на меня наезжает. Тот понтоваться начал – дескать, я смотрящий по камере, а ты кто такой? Но Коля так все повернул, что Смольный неправ оказался, это все блатные в камере признали.
– А что тут поворачивать? – негромко проворчал Колыма. – И так все ясно было. Раз братва тебя смотрящим сделала, то надо следить за тем, чтобы понятия соблюдались, а не самому косяки пороть.
– Вот, что-то такое он тогда и говорил, – закивал якут. – В общем, Смольный увидел, что переспорить Колю не сможет, и решил силой его замолчать заставить. Втроем они тогда на Колю навалились...
– И что? – нетерпеливо спросил Череп.
– Хреново мне пришлось, – с усмешкой сказал Колыма. – Но когда охрана в камеру вломилась, я на своих ногах стоял, а эти трое лежали. Правда, в лазарете мне потом почти месяц валяться пришлось.
– Нехило, – с уважением сказал Череп. Он знал, что попусту Колыма не болтает, раз говорит, значит, так и было.
– Да уж, – кивнул Нэхату. – И Смольный, и кореша его здоровые были. Я когда пытался сопротивляться, Смольный меня один без напряга заломал. А ведь я тогда моложе был, не то что сейчас.
Череп подумал, что старик и сейчас развалиной не выглядит. Интересно, сколько ему лет? Этих раскосых не поймешь – может, сорок, а может, и все семьдесят. Кожа у него, конечно, уже морщинистая, дряблая, но зубы вроде все на месте, видит, кажется, тоже хорошо. Да и двигается легко, не как старик.
Колыма с якутом тем временем начали вспоминать общих знакомых, потом какую-то давнюю охоту, на которую старый якут возил Колымы с корешами. Черепу понемногу становилось скучно. От сытной еды он слегка осоловел, его потянуло в сон. Но ложиться спать он пока не собирался – неясно было самое важное: согласится ли старый якут помочь им с Колымой и на каких условиях. Сам Колыма пока об этом не заговаривал. И понятно – во-первых, лишние уши в комнате есть, а во-вторых, у всех этих северных чурок, кажется, считается невежливым сразу начинать разговор о делах.
– Нэхату, а выпить чего-нибудь у тебя не найдется? – спросил Череп. – А то скучно как-то без выпивки, да и соскучился я по ней. Веришь, почти год уже кроме чифиря ничего не видел.
По лицу якута пробежала тень. Было видно, что просьба блатного ему неприятна – Череп даже слегка удивился: он же не коньяк просил коллекционный! Что, якуту самогонки, что ли, жалко? Это после того, как он их такими разносолами потчевал?
Старейшина привстал с места и, повернувшись в угол, к женщине и пацанам, повелительно сказал: