Колыма
Шрифт:
Пройдя мимо, он направился к борту и, облокотившись о поручни, стал смотреть на порт Магадан, раскинувшийся перед ним. Это были ворота в самую отдаленную и суровую часть страны, которую, как ему казалось, он хорошо знал и одновременно чувствовал себя здесь чужаком. Он никогда не бывал здесь сам, зато отправил сюда сотни мужчин и женщин. Он не выбирал им какие-то определенные лагеря, это не входило в его обязанности. Но многие из них неизбежно оказывались на борту этого корабля или ему подобных, выстраивались в длинную очередь и, шаркая ногами, направлялись к сходням.
Учитывая печальную славу этого региона, он ожидал увидеть нечто
Лев спустился на причал, у которого теснились маленькие рыбацкие лодчонки: свидетельство того, что здесь помимо тюремной существует и другая жизнь. Представители народов Крайнего Севера, чьи предки обитали на этой земле задолго до появления лагерей, несли корзины с моржовым клыком и первым уловом трески в этом году. Лев удостоился лишь мимолетного недружелюбного взгляда, словно это узники были виноваты в том, что родина чукчей, эвенков и якутов превратилась в тюремную империю. Охранники рассредоточились вдоль пирса, выстраивая вновь прибывших. Поверх своей формы они напялили на себя толстые меховые и войлочные одежды, сшитые аборигенами, которые выглядели забавно и нелепо на дурно скроенном стандартном военном обмундировании массового производства.
За спинами охранников виднелись освобожденные из заключения люди, ждавшие отправки домой. Они уже или отсидели свой срок, или же их приговоры были пересмотрены. Они вновь стали свободными людьми, чего, впрочем, никак нельзя было сказать по их внешнему виду: ссутулившимся плечам и глубоко запавшим глазам. Лев всматривался в их лица, ища признаки торжества, некоего злорадного, но вполне понятного удовлетворения при виде того, как другие отправляются в лагеря, из которых они только что освободились. Но вместо этого он видел лишь обезображенные руки, на которых недоставало пальцев, шелушащуюся кожу, язвы и дряблые мускулы. Свобода придаст им сил, а кое-кого даже вернет к некому подобию себя прежнего, но спасти всех она не сможет. Вот, значит, что стало с мужчинами и женщинами, которых он отправлял сюда.
Стоя на палубе, Тимур смотрел, как заключенных погнали к пакгаузу. Лев ничем не отличался от остальных. Их вымышленные личности выдержали очередную проверку. Несмотря на шторм, они прибыли сюда целыми и невредимыми. Морское путешествие являлось необходимой частью их легенды. Хотя в Магадан можно было бы попасть и по воздуху, организация подобного полета не позволила бы им незамеченными проникнуть в систему. Еще ни одного заключенного не привозили сюда на аэроплане. К счастью, для обратного пути такая скрытность уже не требовалась. На аэродроме в Магадане их ждал транспортный самолет. Если все пойдет по плану, через два дня они со Львом вернутся в Москву вместе с Лазарем. Но плавание на
Он почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, Тимур увидел перед собой капитана «Старого большевика» и еще одного мужчину, которого он не знал, — какого-то высокопоставленного чиновника, судя по роскоши и качеству его наряда. Как ни удивительно, но для человека своего положения он был прямо-таки неприлично худ, словно хранил солидарность с людьми, находившимися в его власти. Тимур решил, что он болен. Чиновник заговорил, и капитан подобострастно закивал, не дожидаясь, пока тот закончит.
— Меня зовут Абель Презент. Я — начальник регионального управления исполнения наказаний. Офицер Генрих… — Он повернулся к капитану. — Как его звали?
— Генрих Дувакин.
— Он погиб, как мне доложили.
При упоминании имени молодого человека, которого он бросил умирать на палубе, Тимур почувствовал, как у него сжалось сердце.
— Да. Его смыло волной за борт.
— Генрих служил на этом корабле, и теперь капитану нужны новые охранники на обратный путь. А у нас их хроническая нехватка. Капитан докладывает, что вы прекрасно справились с попыткой бунта на борту. Он лично ходатайствовал о том, чтобы вы заменили Генриха.
Капитан заулыбался, рассчитывая, что Тимур будет ему благодарен за столь лестный отзыв. А того охватила паника.
— Я не понимаю…
— Вы останетесь на борту «Старого большевика» и вернетесь вместе с кораблем обратно.
— Но у меня приказ прибыть в лагерь № 57. Я должен стать заместителем его начальника, чтобы претворить в жизнь новые указания Москвы.
— Я весьма признателен вам за это. Вы займете свою должность в лагере № 57, как и планировалось, но только позже. Если погода будет благоприятной, дорога в бухту Находка займет семь дней, и столько же потребуется, чтобы вернуться сюда. Вы займете свой пост, но через две-три недели в самом худшем случае.
— Товарищ начальник, я вынужден настаивать на выполнении полученных мною приказов. Прошу вас найти кого-нибудь другого.
Презент начал терять терпение. На висках его вздулись жилы, что явно было дурным знаком.
— Генрих погиб. Капитан просит вас заменить его. Я объясню свое решение вашему начальству. Вопрос закрыт. Вы остаетесь на борту корабля.
Москва
Тот же день
Малыш стоял рядом со своим обвинителем — Лихим, тем самым вором, которому он перерезал жилы на ноге. Сейчас лодыжка его была забинтована, он был бледен, и его лихорадило от потери крови. Несмотря на свою рану, он настоял на немедленном созыве сходки — своеобразного суда чести между членами преступной группировки.
— Фраерша, что говорит наш кодекс? Насчет того, что один вор не должен причинять вреда другому? Ранив меня, он опозорил тебя. Он опозорил всех нас.
Опираясь на костыль, Лихой отказывался присесть, потому что это было бы проявлением слабости. В уголках его губ выступила пена, крошечные пузырьки слюны, которые он и не думал вытирать.
— Я хотел секса. Разве это преступление? Только не для преступника!
Остальные воры заулыбались. Уверенный, что заручился их поддержкой, Лихой сосредоточил все внимание на Фраерше и склонил голову в знак уважения, понизив голос: