Шрифт:
К О Л Ы В У Ш К А
ИСААК БАБЕЛЬ
Колывушка. (Из книги «Великая Старица»)
По изданию:
Исаак Бабель. Избранное. стр. 204-210
Автор: Исаак Бабель
Языки: Русский
Издательство: Современное слово
ISBN 985-443-029-4
1998
КОЛЫВУШКА(Из книги «Великая Старица»)
Во двор Ивана Колывушки вступило четверо — уполномоченный РИКа
Ивашко, Евдоким Назаренко, голова сельрады, Житняк, председатель колхоза, только что образовавшегося, и Адриян Моринец. Адриян двигался так, как
если бы башня тронулась с места и пошла. Прижимая к бедру
переламывающийся холстинный портфель, Ивашко пробежал мимо сараев и
вскочил в хату. На потемневших прялках, у окна, сучили нитку жена Ивана и
две его дочери. Повязанные косынками, с высокими тальмами и чистыми
маленькими босыми ногами — они походили на монашек. Между
полотенцами и дешевыми зеркалами висели фотографии прапорщиков, учительниц и горожан на даче. Иван вошел в хату вслед за гостями и снял
шапку.
— Сколько податку платит? — вертясь, спросил Ивашко.
Голова Евдоким, сунув руки в карманы, наблюдал за тем, как летит
колесо прялки.
Ивашко фыркнул, узнав, что Колывушка платит двести шестнадцать
рублей.
— Бильш не сдужил?..
— Видно, что не служил…
Житняк растянул сухие губы, голова Евдоким все смотрел на прялку.
Колывушка, стоявший у порога, мигнул жене; та вынула из-за образов
квитанцию и подала уполномоченному РИКа.
— Семфонд?.. — Ивашко спрашивал отрывисто, от нетерпения он ерзал
ногой, вдавливая ее в половицы.
Евдоким поднял глаза и обвел ими хату.
— В этом господарстве, — сказал Евдоким, — все сдано, товарищ
представник… В этом господарстве не может того быть, чтобы не сдано…
Беленые стены низким, теплым куполом сходились над гостями. Цветы в
ламповых стеклах, плоские шкафы, натертые лавки — все отражало
мучительную чистоту. Ивашко снялся со своего места и побежал с вихляющим
портфелем к выходу.
— Товарищ представник, — Колывушка ступил вслед за ним, —
распоряжение будет мне или как?..
— Довидку получишь, — болтая руками, прокричал Ивашко и побежал
дальше.
За ним двигался Адриян Моринец, нечеловечески громадный. Веселый
виконавец Тымыш мелькнул у ворот, — вслед за Ивашкой. Тымыш мерил
длинными ногами грязь деревенской улицы.
— У чому справа, Тымыш?..
Иван поманил его и схватил за рукав. Виконавец, веселая жердь, перегнулся и открыл пасть, набитую малиновым языком и обсаженную
жемчугами.
— Дом твой под реманент забирают…
— А меня?..
— Тебя на высылку…
И журавлиными своими ногами Тымыш бросился догонять начальство.
Во дворе у Ивана стояла запряженная лошадь. Красные вожжи были
брошены на мешки с пшеницей. У погнувшейся липы посреди двора стоял
пень, в нем торчал топор. Иван потрогал рукой шапку, сдвинул ее и сел.
Кобыла подтащила к нему розвальни, высунула язык и сложила его трубочкой.
Лошадь была жереба, живот ее оттягивался круто. Играя, она ухватила хозяина
за ватное плечо и потрепала его. Иван смотрел себе под ноги. Истоптанный
снег рябил вокруг пня. Сутулясь, Колывушка вытянул топор, подержал его в
воздухе, на весу, и ударил лошадь по лбу. Одно ухо ее отскочило, другое
прыгнуло и прижалось; кобыла застонала и понесла. Розвальни перевернулись, пшеница витыми полосами разостлалась по снегу. Лошадь прыгала передними
ногами и запрокидывала морду. У сарая она запуталась в зубьях бороны. Из-
под кровавой, льющейся завесы вышли ее глаза. Жалуясь, она запела.
Жеребенок повернулся в ней, жила вспухла на ее брюхе.
— Помиримось, — протягивая ей руку, сказал Иван, — помиримось, дочка…
Ладонь в его руке была раскрыта. Ухо лошади повисло, глаза ее косили, кровавые кольца сияли вокруг них, шея образовала с мордой прямую линию.
Верхняя губа ее запрокинулась в отчаянии. Она натянула шлею и двинулась, таща прыгавшую борону. Иван отвел за спину руку с топором. Удар пришелся
между глаз, в рухнувшем животном еще раз повернулся жеребенок. Описав
круг по двору, Иван подошел к сараю и выкатил на волю веялку. Он
размахивался широко и медленно, разбивая машину, и поворачивал топор в
тонком плетении колес и барабана. Жена в высокой тальме появилась на
крыльце.
— Маты, — услышал Иван далекий голос, — маты, он все погубляет…
Дверь открылась; из дому, опираясь на палку, вышла старуха в
холстинных штанах. Желтые волосы облегали дыры ее щек, рубаха висела как
саван на плоском ее теле. Старуха ступила в снег мохнатыми чулками.
— Кат, — отнимая топор, сказала она сыну, — ты отца вспомнил?.. Ты
братов, каторжников, вспомнил?..
Во двор набрались соседи. Мужики стояли полукругом и смотрели в
сторону. Чужая баба рванулась и завизжала.
— Примись, стерво, — сказал ей муж.
Иван стоял, упершись в стену. Дыхание его, гремя, разносилось по двору.
Казалось, он производит трудную работу, вбирая в себя воздух и выталкивая