КОМ: Казачий Особый Механизированный
Шрифт:
Шальнов смотрел на дочку с хитрым прищуром:
— Ну что, эти цветы возьмёшь — или тоже в храм отослать?
Сима стрельнула по сторонам глазками. Ответила совсем уж еле слышно:
— Возьму, — и слегка порозовела.
— Ну, так бери! — отец повёл подбородком, и Сима взяла со стола корзину, обняв её двумя руками. Спряталась за неё, можно сказать.
14. ОТВЕТСТВЕННЫЕ МОМЕНТЫ
ДОЗВОЛЕНИЕ
— Ну что, дети, — Александр Иванович сделался до некоторой степени торжественен, —
— Это само собой, — проворчал батя, — иначе щас же сплетни поползут!
— Так же мы не будем ограничивать вас в возможности прогулок, в приличных местах и в приличное время. Касательно прочих увеселительных заведений вроде театров, тут, мы думаем, также нужна компания старших родственников. Во всяком случае, пока не решён вопрос с помолвкой, — тут Серафима совсем порозовела, даже шейка… — А сейчас предлагаю угоститься чаем с малиновым пирогом. Я самовар доставлю, а ты, доченька, отнеси цветы и подавай на стол: пирог, приборы…
Дальше мы сидели за столом и очень чинно пили чай, ведя светскую беседу. Понятное дело, что Александр Иванович с моими родителями не даром приватно беседовали битый час. Стороны по шпионской части вполне стоили друг друга. И если для Евдокии Максимовны достаточно было уже того, что девушка недурна лицом, из приличной семьи и готова стать потенциальной матерью, то стряпчего Шальнова, полагаю, интересовало многое.
Об окончании гимназии, предположу, он и сам вызнал, а также о характеристике моей и о том, что сейчас я заканчиваю Харитоновские курсы (тоже плюс в мою пользу в плане служебных перспектив). Шагоходом батя не преминет похвастаться. Да и дирижабль в качестве источника постоянного дохода — тяжёленькая гирька на мою чашку весов.
То что усадьбы у меня личной нет — это, конечно, минус. Но будет же! А покуда мы и с родителями уживёмся — сёстры все разъехались, дом большой, на две трети пустой стоит. Матушка вон как печенюшки барышней Шальновой напечённые нахваливает.
Да, мысли мои уже вовсю неслись в ту сторону, где мы с Серафимой обустраиваем собственное гнёздышко и живём долго и счастливо, как в сестриных женских романах. Главное, чтоб не получилось, как батя иногда иронически добавляет: «И померли в один день, потравившись грибами…»
Воспользовавшись подходящей паузой, я спросил:
— Так я завтра после экзамена зайду тогда? — а чего, коли сами говорят, что в гостях видеть рады? Поди, после приглашений от ворот поворот не пропишут?
Серафима круглыми глазами посмотрела на отца.
— Это же ближе часам к пяти будет? — деликатно уточнил Александр Иванович.
— Примерно так.
— В таком случае с удовольствием ожидаем вас на чай.
— Всенепременно буду.
Посидели мы ещё и откланялись. Я немного прошёлся с родителями, через две улицы до дома Витали с Лизаветой их проводил. У ворот я притормозил:
— Уж заходить не буду. Застряну опять на два часа, а завтра с утра экзамен, в себя ещё прийти надо бы.
— М-гм, — согласилась матушка и тут же уточнила: — У тебя эликсиры-то мои ещё остались?
Прозвучало странно. Раньше она иначе как снадобьями свои порошки и настойки не называла.
— Куда там! Усиленные в Польше все изъяли, а простых давно и следа нет.
— Ой, Ильюшка, что б ты без матери делал? Подержи-ка, Алёш, — маман водрузила саквояжик бате на руки и начала в нём что-то перебирать, стеклянно побрякивая. — Вот!
Склянок было две, разного цвета: зеленоватая и чайная.
— Смотри. Зелёную сегодня на ночь выпей, даст хороший сон, организм весь успокоится, восстановится. И не гляди на меня бешено! После беготни туда-сюда да разговоров этих на тебе лица нет! А коричневую — завтра, перед завтраком, для бодрости и ясности разумения, — я молча кивал, и матушка, видать, решила, что слишком я витаю в облаках, переспросила строго: — Запомнил ли? Повтори!
— Да запомнил, мамань! — не будешь же спорить с ней? — Зелёную на ночь, коричневую с утра. Чё тут запоминать?
— Ну, ладно, иди с Богом!
Мы с батей пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Маман уже чуть не вприпрыжку взбегала по Лизаветиному крыльцу — сто пудов сейчас хвастаться начнёт, как она здорово всё устроила!
Да и ладно, я не гордый. Лишь бы срослось, как я хочу.
Дотопал до дома, счастливо представляя, как завтра в гости на чай пойду. Может, Серафимушка для приятного времяпрепровождения какую-нито песенку споёт? Что-то не припомню я — кажись, не видал в гостиной-то фортепьяны? Да и Бог с ними, с песнями. Можно о чём другом поговорить.
Честно говоря, думал, пришагаю домой, да сразу спать завалюсь. В калитку вошёл — Марфушка двери избы отворяет: караулила меня в окно! И тут вдруг напал на меня такой страшный жор…
— Ужинать? — спрашивает Марта.
— Срочно! — говорю. — Всё, что есть в печи, на стол мечи!
— Жареный картошка и жареный маленький колбас, — по-военному отрапортовала Марта и брякнула на стол горячую сковороду. — Приятный аппетит!
— Сама-то садись.
— Нет, я уже успевайт поест.
Так, чую, с глаголами нам ещё работать и работать…
Посмотрел я на сковороду, вздохнул самобичевательно и половину сразу ложкой отодвинул. Обожраться перед экзаменом — дело дурацкое. Уж лучше я после. А к завтрему мне надо лёгким и подвижным быть. Так что поужинал умеренно, жор двумя большими кружками чая залил, сверху опрокинул зелёный бутылёк — успокоиться, и впрямь, надо было, а то так и тянуло по двору ровно заводной паровозик кругами бегать — да и спать завалился, организьму восстанавливать.
ТОРЖЕСТВЕННОЕ УТРО