Команда
Шрифт:
Только сидевший на заднем сиденье в джипе Ильяс среагировал мгновенно. Его автомат выплюнул горячую струю свинца вслед убегавшим. Али-хан все-таки успел ударить снизу по стволу, и очередь ушла вверх.
– Не стрелять! – громко крикнул Али-хан.
Ослепленный яростью Ильяс снова нажал на курок, расстреливая безоблачное небо у себя над головой.
Но самая первая пуля все-таки достала Тюменева и впилась ему в затылок. Андрюха
Людке Швецовой показалось, что пуля ударила ей в сердце. Она задохнулась, в глазах у нее потемнело. В следующую секунду Людка перемахнула через борт прицепа и, не помня себя, бросилась к Тюменеву.
Андрюха лежал, раскинув руки. Людка упала на колени и стал целовать его окровавленную голову, бормоча:
– Родненький!.. Не умирай, родненький!..
Когда “Скорая” подобрала Андрюху, он еще дышал. Швецову, несмотря на ее отчаянные мольбы, в машину не взяли. И без нее мест не хватало для больных.
– Он выживет, а? Выживет? – спросила Людка у врача, глотая слезы.
– Мы не боги, – ответил врач. – Он кто тебе? Брат?
– Нет.
– Жених, значит?
– Да, – сказала Людка. – Выживет?
– Может быть. Молись, девушка.
Машина “Скорой” отъехала.
Людка смотрела ей вслед, беззвучно шевеля губами. Ни одной молитвы она не знала, хотя и носила на груди православный крестик. Но Бог должен был ее сейчас услышать. Ведь она ничего не просила для себя.
Молила только об одном – чтобы Андрюха Тюменев остался живым.
Город встречал возвратившихся заложников как героев. Пусть без цветов, без оркестра и без торжественных речей. Но радостных слез, объятий и поцелуев хватило бы на самый большой праздник.
За это время саперы успели полностью разминировать больничное здание.
Шамиль Касымов, властно покрикивая, сновал в толпе. Он торопился вернуть больных в палаты.
Алик с матерью подбежали к носилкам, на которых лежал Куренной-старший.
– Нормально все, нормально… – бледно улыбнулся он. – Раз такое выдержал, значит, уже не помру. По крайней мере в ближайшие годы.
– В палату его! Быстро! – скомандовал главврач. – Все сопли и вопли потом!
Санитары втащили носилки в больницу.
Мать ухватилась за плечо Алика. Ноги не держали ее.
– Пойдем домой, мам, – тихо сказал Алик.
– Сейчас… – Мать обвела взглядом бурлящую вокруг толпу. – Здесь девушка была…
– Какая девушка?
– Твоя… Да вот же она!
Оказывается, Хромова стояла неподалеку, не смея подойти поближе.
– Марьяна! – позвал Куренной.
– Алик!
Она вдруг бросилась к нему и крепко обняла.
– Ну уж поцелуйтесь, – усмехнулась мать.
Они поцеловались.
И тут в сумочке у Марьяны подал голос мобильник. Она торопливо включила его.
– Да, мама, Я слушаю.
– Марьяша, солнышко! – забился в трубке встревоженный женский голос.
– Что там у вас случилось? Тут по телевизору какие-то ужасы показывают!
– Чепуха! Не бери в голову, – ответила Марьяна. – Это не у нас. У нас все в порядке. Мы сейчас на остров собираемся. Купаться. Нет, нет, не поздно. Еще светло. Ну ладно, я тебе завтра перезвоню!
Марьяна спрятала мобильник и посмотрела на Алика.
– Поедем на остров? – сказала она.
– Завтра же! – отозвался он.
Людка Швецова как потерянная сидела в сторонке от всех. Ринат и
Витек подошли к ней.
– Не бэ! – сказал Витек. – Он выживет. Верно, Ринат?
– Конечно, – кивнул тот.
– Неизвестно, – качнула головой Швецова.
– Выживет, сто пудов! – уверенно сказал Витек. – Ты что, Андрюху не знаешь? Его ничем не возьмешь! Выживет!..
И Людке показалось, что именно так и будет.
Из всей “Команды” на пятачке возле больницы не было лишь одного человека.
Когда машины с заложниками стали возвращаться в город, Чебурашка ощутила в груди странную пустоту. Она пошла, сама не зная куда.
Радоваться вместе со всеми Чебурашка не могла. Жизнь ее навсегда была отравлена собственным предательством. Никто об этом не знал, но
Чебурашка-то знала, и смотреть в глаза “Команде” у нее не хватило бы сил.
Последние городские постройки остались далеко позади. Чебурашка вышла в ковыльную степь, казавшуюся бескрайней. Солнце уже зашло.
Из-за горизонта медленно надвигалась ночь. Но возвращаться домой
Чебурашка не собиралась. Ни сейчас, ни потом. Она поняла, что вообще никогда не вернется в этот город.
Чебурашка упала на землю и заплакала. Глухо, без слез.
Хирург районной больницы отошел от операционного стола, на котором лежал под наркозом Андрюха Тюменев, и сказал с уважением:
– Крепкий парень. Кажется, выгребет!..