Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников.
Шрифт:
С небольшой группой я пробивался к Бессарабии в надежде разыскать отряды Уборевича, но их следов найти не удалось. В 20 километрах от Тирасполя, в местечке Плоское, мы влились в Плосковский отряд южно-советской армии. В этот отряд влилась довольно большая группа бойцов из отрядов Уборевича, воевавших в Бессарабии. От них мы узнали, что революционные солдаты под командованием Уборевича сражались исключительно храбро, но были окружены немцами со всех сторон. Интервенты потребовали, чтобы они сдались в плен. Уборевич отказался от всяких условий капитуляции и решил продолжать борьбу в окружении. В бою он был тяжело ранен и потерял сознание, немцы скрутили ему руки.
Бойцы с большим уважением отзывались
В начале 1920 года, окончив Московскую школу летчиков- истребителей, я был направлен в 21-й отряд 12-й армии Юго-Западного фронта. За отличие в боях с белополяками - на моем счету был не один десяток успешных боевых вылетов - я был награжден орденом Красного Знамени.
Для вручения награды меня вызвали в Харьков, в штаб фронта. Там я услышал о командующем 14-й армией Уборевиче, который был награжден почетным золотым оружием за доблестное командование 9-й армией на Кавказе. Подумал сначала, что это однофамилец Иеронима Петровича, но оказалось, что это он самый, а из плена ему удалось бежать. Я загорелся желанием познакомиться с человеком, с которым так тесно связана была судьба нашего отряда в Бессарабии и которого мне тогда не привелось даже увидеть.
Я удивился, когда увидел совсем молодого человека среднего роста, скромного, с задумчивыми глазами. Ему не минуло тогда и двадцати четырех лет! Поразила его не по годам серьезность и какая-то внутренняя собранность. Выслушав слова горячей благодарности за помощь, оказанную им при переправе нашего отряда из Румынии, командарм рассказал, как тяжело было бороться с белогвардейцами и интервентами в отрыве от своих войск, сколько хороших людей погибло в этой борьбе, как жестоко расправились враги с пленными бойцами.
Иероним Петрович расспросил меня о судьбе нашего отряда, о плосковских красногвардейцах, а потом задал такую уйму вопросов о работе авиации 12-й армии, что я удивился: зачем это ему, общевойсковому командиру? Он дознавался о качествах различных машин, их вооружении, о дальности, высоте и скорости полетов, о работе навигационных приборов, зрительной памяти летчика, об условиях полетов ночью и в тумане, о боевых приемах авиаторов. Когда же я упомянул, что мне приходилось держать по воздуху связь между 12-й и 1-й Конной армиями и садиться в тылу противника, Уборевич с досадой спросил: Почему было не установить такую связь между Одесским гарнизоном и нашей Бессарабской группой? Я чистосердечно признался, что в то время не был летчиком и плохо представлял себе боевые возможности авиации, да и все мы тогда не имели в этом никакого опыта.
Мне жаль было расставаться с этим обаятельным человеком, серьезным командиром.
Позже, начиная с 1931 года, мне много раз приходилось встречаться с И. П. Уборевичем, наблюдать его разностороннюю деятельность: в Белорусском военном округе, которым он командовал, я был командиром 6-й смешанной авиабригады.
Занимаясь совершенствованием различных родов войск, он усиленно присматривался к авиации, видя в ней большое будущее. Нас, летчиков, он просто изматывал, заставляя до тонкостей отрабатывать взаимодействие с наземными войсками. Требовал разрабатывать новые, более эффективные приемы боевого применения самолетов.
Уборевичу принадлежит немалая заслуга в создании нового типа авиации - штурмовой. Мы в то время не слышали, чтобы в других округах так упорно изучались штурмовые действия авиации с внезапным подходом к цели на бреющем полете, чтобы применялось пикирующее бомбометание по таким малогабаритным целям, как танк, автомашина, самолет, паровоз. Командующий приказал во всех авиагарнизонах создать специальные полигоны с подобными мишенями. Эти полигоны не знали отдыха.
Иероним Петрович указывал, что в конце первой мировой войны немцы и французы применяли так называемые «Штурмовые действия» авиации, но так, как делали это они, для нас не подходит. То были просто-напросто бомбардировочные действия с низких и средних высот - 200-400 метров, причем бомбы сбрасывались с прямого полета. Страху они нагоняли, а поражения были ничтожны: войска находились в окопах и потерь почти не несли. А нападающие самолеты, наоборот, несли большие потери от зенитного огня. Совсем другой эффект получался в 1920 году, когда мы применяли штурмовую авиацию для ударов по скоплениям войск белополяков. Истребители внезапно подходили к цели на бреющем полете, маскируясь деревьями и строениями, взмывали на небольшую высоту и вели прицельный огонь по противнику из пулеметов, а с круто планирующего полета сбрасывали бомбы в намеченную цель. Достигались максимальное поражение и безопасность для летчиков. Но для такого способа действий требуется высокая подготовка летчиков. Над этим и следует работать.
В другой раз командующий говорил нам:
– Нам надо добиться, чтобы все наши части применяли пикирующее бомбометание, несмотря на то, что в других округах его не применяют, боясь аварийности. Надо сделать так, чтобы аварийности не было, а эффективность была высокая.
Мы приняли к исполнению это указание и добились больших результатов. Помню, осенью 1931 года И. П. Уборевич вызвал начальника военно-воздушных сил округа Кушакова и меня и сказал:
– На днях в округ приезжает на учение чуть ли не весь штаб РККА во главе с наркомом. Вот вам и случай продемонстрировать новые боевые приемы. Вы, товарищ Шелухин, объедините истребительные эскадрильи Смоленской и Витебской авиабригад и перед атакой сухопутных частей нанесете штурмовой удар по условному противнику.
Перед учениями по одну сторону глубокого оврага, недалеко от витебского аэродрома, мишенями был обозначен «противник». По другую сторону оврага находились наземные войска. С командного пункта, построенного на окраине аэродрома, хорошо просматривалось поле боя. До начала учения оставались считанные минуты, а авиация, действиями которой должны были начаться учения, все не показывалась. Работники штаба РККА забеспокоились. К. Е. Ворошилов обернулся к Уборевичу, с раздражением сказал:
– Пора начинать, а авиации не видно и не слышно. Вот ваша хваленая педантичность!
– Авиация еще никогда не подводила меня, - слегка улыбаясь, ответил Уборевич, - не подведет она и вас, товарищ нарком.
И тут внезапно в каком-нибудь километре от цели из-за деревьев показалась летящая на огромной скорости группа в 60 истребителей. Взмыв перед целью на 100-150 метров, истребители с круто планирующего полета перешли поотрядно в атаку, обстреляли «противника» пулеметным огнем и забросали учебными бомбами с замедленными взрывателями.
Атака кончилась, самолеты перешли на бреющий полет и так же быстро скрылись за деревьями. Не теряя ни минуты, в атаку на условного противника бросились стрелковые части. Впечатление было огромное. Все восхищались маневром. Но кто-то из штаба РККА усомнился в его результатах:
– Надо еще посмотреть, куда попали бомбы, каковы результаты пулеметного огня.
Пошли к мишеням - они все оказались пораженными.
Меня вызвали на командный пункт.
Представив меня наркому, Уборевич деловито сказал: - Товарищ Шелухин! Приготовьтесь к пикирующему бомбометанию. Высота - тысяча пятьсот. На подготовку - полчаса.
– Есть, товарищ командующий!
– ответил я.
В центре аэродрома заблаговременно был обозначен круг в 25 метров диаметром. В него и предстояло уложить бомбы.